А н н а. По-моему, Наташа от скуки занимается им.

В а с с а. Злым - скука не знакома.

А н н а. После смерти Сергея Петровича она очень мрачная стала. И, конечно, слухи эти...

В а с с а. А слухи живут?

А н н а. Да.

В а с с а. А ты слухам - веришь?

А н н а. Нет. Меня только самоубийство Лизы смутило. Не могу понять почему? Такая славная. Жила у вас с детства, все любили её.

В а с с а. Это Прохорово дело. Он её чем-то запугал.

А н н а. Она жила с ним?..

В а с с а. Заставил. А разве не верят, что Лизавета в бане угорела?

А н н а. Не многие верят.

(Поля входит.)

В а с с а. Чего тебе надо? Ну, чего мнёшься? Говори.

П о л я (негромко). Там женщина.

В а с с а. Какая? В эту пору?

П о л я. Трудное имя... Моисеевна.

В а с с а. Кто-о? (Быстро идёт, остановилась. Анне.) Не говори ничего девицам, я им сюрприз сделаю. Не пускай ко мне никого. (Поле.) Убери самовар, вскипяти маленький. (Ушла.)

А н н а. Ну как - привыкаешь?

П о л я. Трудно. Я думала, что мне только девицам служить, а у хозяйки своя будет горничная. Прохору Борисовичу - лакея надо, я за ним ухаживать не могу.

А н н а. Пристаёт?

П о л я. Такой бесстыдник - невозможный! Вот сейчас гуляет в одной нижней рубахе и поёт, поёт всё одно какое-то. Вчера все уже легли спать, а он гремит железом и поёт. Такая тоска от него. Что это он, Анна Васильевна?

А н н а. Ненормальный. Алкоголик, то есть пьяница.

П о л я. Я очень благодарная вам, дом хороший.

А н н а. А люди - плохие, хочешь сказать?

П о л я. Я людям не судья, сама - судимая, хошь и оправдали, а всё-таки в тюрьме сидела. К тому же рассказывают, что до меня горничная повесилась в бане.

А н н а. Это - ложь. Она угорела в бане. Готовила баню и угорела. Была она беременная.

П о л я. Вот видите, и - беременная!

Л ю д м и л а (в руках круглая скамейка, за нею Пятёркин несёт кадку с каким-то растением). Вот сюда, ему нужно много солнца. Неправильно поставил, передвинь на середину.

П я т ё р к и н. Слушаю. Так? (Он спрашивает, стоя на одном колене.)

Л ю д м и л а. Хорошо. Какие у тебя волосы ужасные. Жёсткие, должно быть?

П я т ё р к и н. Даже нисколько, пощупайте.

Л ю д м и л а (проводя рукой по его гриве). Точно у льва.

П я т ё р к и н. Вот это верно. Это все говорят.

Л ю д м и л а. Кто - все?

П я т ё р к и н. Знакомые. И - вообще - люди.

Л ю д м и л а. Что же ты на коленях стоишь?

П я т ё р к и н. Приятно мне на коленях перед вами.

Л ю д м и л а. Ну уж... сочиняешь! Я бы никогда на колени перед мужчиной не встала.

П я т ё р к и н. Вам это не требуется, он сам пред вами встанет... Вы с мужчиной можете делать что угодно вашему любопытству.

Л ю д м и л а. А я ничего не хочу. И не буду.

П я т ё р к и н. В этом ваша воля.

Л ю д м и л а. Подождите, я спрошу садовника, что взять отсюда... (Ушла.)

А н н а (из своей комнаты). Не по своей силе, Пятёркин, дерево ломишь.

П я т ё р к и н. А ты не ревнуй. Как знать? Всё может быть, всё надо пробовать.

А н н а. Если Васса узнает о твоих разговорчиках...

П я т ё р к и н. От кого узнает?

А н н а. Вылетишь из дома в минуту.

П я т ё р к и н. Ты - не скажешь, а Людмилка тогда поймёт обстоятельство игры, когда уже поздно будет. Ты только не мешай. Мешать мне - у тебя расчёта нет. Ты свой барыш аккуратно получаешь, а меня, может, завтра выгонят. Ну, тогда и твои дела пошатнутся...

А н н а. Мне - что? Однако видеть тебя в числе хозяев - как будто и обидно...

Л ю д м и л а (возвратилась). Иди, Пятёркин, больше ничего не надо.