Р а ш е л ь. Вы ошибаетесь, если думаете этим подкупить или же утешить меня, - ошибаетесь. Это - невозможно!

В а с с а. Зачем тебя подкупать, зачем утешать? Ты, Рашель, знаешь - я тебя врагом не считала, даже когда видела, что ты сына отводишь от меня. На что он мне годен, больной? Я с ним неласкова была и видела - ты его любишь. И я тебе сказала тогда - люби, ничего! Немножко радости и больному надобно. Я даже благодарна была тебе за Фёдора.

Р а ш е л ь (вспыхнула). Всё это - ложь! Это... отвратительно. Я поверить не могу... Это... зверство!

В а с с а. Не веришь, а ругаешься. Ничего, ругай. Ругаешься ты потому, что не понимаешь. Ты подумай, что ты можешь дать сыну? Я тебя знаю, ты упрямая. Ты от своей... мечты-затеи не отступишься. Тебе революцию снова раздувать надо. Мне - надо хозяйство укреплять. Тебя будут гонять по тюрьмам, по ссылкам. А мальчик будет жить у чужих людей, в чужой стороне сиротой. Рашель, помирись - не дам тебе сына, не дам!

Р а ш е л ь (спокойней, презрительно). Да, в конце концов вы можете это сделать, я понимаю. Вы даже можете выдать меня жандармам.

В а с с а. И это могу. Всё могу! Играть - так играть!

Р а ш е л ь. Чем можно тронуть дикий ваш разум? Звериное сердце?

В а с с а. Опять звериное. А я тебе скажу: люди-то хуже зверей! Ху-же! Я это знаю! Люди такие живут, что против их - неистовства хочется... Дома ихние разрушать, жечь всё, догола раздеть всех, голодом морить, вымораживать, как тараканов... Вот как!

Р а ш е л ь. Чёрт вас возьми... Ведь вот есть же у вас, в этой ненависти вашей, что-то ценное...

В а с с а. Ты, Рашель, умная, и, может быть, я неоднократно жалела, что ты не дочь мне. Кажись, даже говорила это тебе! Я ведь всё говорю, что думаю.

Р а ш е л ь (глядя на часы). Ночевать у вас можно, что ли?

В а с с а. Ну а как же? Ночуй. Не выдам жандармам-то. Девчонки будут рады видеть тебя. Очень рады будут. Они тебя любят. А Колю я тебе не дам! Так и знай.

Р а ш е л ь. Ну, это... увидим!

В а с с а. Выкрасть попробуешь? Пустяки...

Р а ш е л ь. Нет, я больше не буду говорить об этом. Устала, изнервничалась, да ещё вы ошарашили. Страшная вы фигура! Слушая вас, начинаешь думать, что действительно есть преступный тип человека.

В а с с а. Всё есть! Хуже ничего не придумаешь, всё уж придумано.

Р а ш е л ь. Но не много жизни осталось для таких, как вы, для всего вашего класса - хозяев. Растёт другой хозяин, грозная сила растёт, - она вас раздавит. Раздавит!

В а с с а. Вон как страшно! Эх, Рашель, кабы я в это поверила, я бы сказала тебе: на, бери всё моё богатство и всю хитрость мою - бери!

Р а ш е л ь. Ну, это вы... врёте!

В а с с а. Да - не верю я тебе, пророчица, не могу поверить. Не будет по-твоему, нет!

Р а ш е л ь. А вы жалеете, что не будет? Да?

В а с с а. А вдруг - жалею? А? Эх ты... Когда муженёк мой все пароходы, пристани, дома, всё хозяйство - в одну ночь проиграл в карты, - я обрадовалась! Да, верь не верь, - обрадовалась. Он, поставив на карту последний перстень, - воротил весь проигрыш, да ещё с лишком... А потом, ты знаешь, начал он безобразно кутить, и вот я полтора десятка лет везу этот воз, огромное хозяйство наше, детей ради, - везу. Какую силу истратила я! А дети... вся моя надежда, и оправдание моё - внук.

Р а ш е л ь. Сообразите: насколько приятно мне слышать, что мой сын предназначен для оправдания ваших тёмных делишек... в жертву грязного дела...

В а с с а. Неприятно? Ничего, я от тебя тоже кое-что кисленькое слышала. Давай-ка чай пить. При девицах - сохраним вежливость, - так, что ли?

Р а ш е л ь. Не надо им говорить, что я приехала нелегально. И спор наш - не следует знать им. Они ведь ничего не решают.