– А если им сорвать наступление? – задумался Ватник. – У них же на танки всё завязано, верно?

– Командир… Жданов на той же мысли и погорел. Не сделаем мы ничего с танками, там охрана. И мины. Нам бы одно узнать – когда атака. Тогда пехоту с позиций можно отвести, чтобы под танки людей не класть, а саму дорогу уже у села заминировать. Возле бродов, через мост всё равно никто не проедет. И ударить с флангов, сперва артбатареями, а потом и ополченцами. Мало у нас всего, мало. Людей и на позиции, и на засаду одновременно – нет.

В клуб, когда стемнело, Дмитрий шёл с тяжёлыми мыслями. Невеликий он стратег, но ощущение близкого разгрома позиций ополчения давило на душу. Танки. Вся проблема в танках, остальное не так важно. Ну, переведут здесь войну в долгое позиционное противостояние – и ладно. Лишь бы не прорвались.

Музыку слышно было за десяток домов. Клуб и был в том же самом ДК, где днём шло совещание, но не внутри – жарко же, – а на широкой веранде позади здания, аккурат и выходившей к уютному Ильичу. Играл какой-то рэп, в котором Дмитрий был несведущ. Бу-бу-бу, бу-бу-бу, пацаны на раёне, стволы на кармане.

Современная версия блатняка, которым заслушивался лет пятнадцать назад отец, пока не перешёл на заунывные песмарийские жалейки и плаченницы.

Пока дошёл, кто-то решил примерно так же: туфта это какая-то, надо бы сменить флешку. Над притихшим по вечерней поре Плясово-Коровьим разнёсся хрипловатый голос Юры Хоя:

Лучше молодым любить, не воевать, не убивать,

Не цевье, а руки девичьи, в руках держать.

Пуля просвистит пронзительно,

АКМ строчит презрительно,

Плевать, плевать, на всё плевать.

Вот это – нормально, по-нашему и в тему. Пусть и ругают покойника за мат и похабство, но за несколько песен свечку ему и вечная память. За эту – прежде всего. Насвистывая «Пора домой», хоть самому и далеко до этого было, ой, как далеко, Дмитрий зашёл на веранду.

– Алька, ну хорош! Давай выпьем уже! На бругер… пер… тьфу, брудершафт! И чтобы целоваться с языком, а не как-то там.

Лейтенант Петухов был пьян. В слюни, в пластилин, в коровью лепёшку. Как он на ногах ещё держался, бедолага. Прижав к стене военврача, он размахивал перед ней бутылкой водки и пустым стаканом. В бутылке плескалось заметно меньше половины, но движения были столь размашисты, что даже оттуда проливалось на пол.

Капли летели и на саму Аллу.

– Дмитрий, помогите, пожалуйста! – заметив Разина, позвала начальник медсанчасти. – Оторвите от меня этого… петуха.

– Ну ты сука, Алька! – разошёлся летёха. – Я тут кровь проливаю, слышь, а ты этого гондона зовёшь на помощь. Пей давай! Ишь, клизма жирная, петуха!

Дмитрий подошёл сзади, неторопливо развернул к себе бушующего комвзвода и ударил лбом в переносицу: руки-то заняты, держать его надо, а всерьёз бить не хотелось – от сильного удара улетит как раз в Аллу.

Между песнями повисла пауза, и что-то слишком долгая: расталкивая танцующих, пьющих, разговаривающих к драке прорвался Самохвалов. Петухов уже уронил и бутылку, облив брюки, и улетевший, звеня, стакан. Мычал что-то, держась обеими руками за лицо.

Из-под пальцев сочилась кровь.

– Тварь, нос… Нос сломал, пидор!

– За «пидора» я тебе сейчас шею сверну, мудила, – спокойно ответил Дмитрий. – Понял?

Вокруг уже собрались люди, Самохвалов расспрашивал Аллу, потом махнул рукой:

– Увидите это дурака проспаться.