Катарина обернулась. И нахмурилась.

— Дед меня быстро нашел. Оказывается, отец отдал одну вещь, которая помогала ему видеть, где я и что со мной. Но сутки меня продержали в яме. Я очень разозлился. И когда эти уроды меня вытащили, чтобы в клетку перегнать, я их убил. Дед потом сказал, что не нужно было всех, что следовало оставить кого-то для допросной, но я же был маленьким, не понимал очевидных вещей.

Прозвучало так, будто Кайден оправдывается за ту давнюю историю.

— Потом дед все же разыскал остаток банды, и тех, кто им помогал. И мне позволил искать… и стал учить. Тогда я понял, чем хочу заниматься. Охота на людей мне понравилась.

Наверное, не стоило рассказывать правду.

Люди боятся тех, в ком есть иная кровь. И в страхе своем горазды выдумывать глупости. А уж знай они, что Кайдену и вправду нравится…

Рассвет.

И туман над лугом, в котором стремительно тает след. Мятые травы, чей сок будоражит и ведет, будто сама земля подсказывает, куда идти. Бег. И чужой страх.

Иногда — кровь.

Или вот стрелы.

Порой ловушки, чаще всего неумелые, но случалось и по-всякому.

— И у тебя получается?

— Теперь — да. Чаще всего…

— Но ты не хотел бы большего?

— Чего?

— Не знаю, — она легко пожала плечами. — Все хотят большего. Больше власти. Больше славы. Больше денег. Больше почестей…

— Больше охоты.

Катарина почему-то легонько рассмеялась. И ночные легкие бабочки закружились над ее макушкой. Они, рожденные сумерками, до конца не принадлежащие миру яви, чуяли спутанную ее силу и стремились к ней. Но не рисковали опуститься, лишь волновались, осыпая светлые волосы пыльцой.

Впрочем, людям она не вредит.

— Отец как-то сказал, что лучше всего охотится там, где много добычи. А подле трона всегда хватает людей… разных людей.

— Но ведь не на всех разрешат охотиться? — уточнил Кайден и сдул одну самую наглую бабочку, которая приблизилась настолько, что потянула-таки силу. Бледные крылья ее засветились, а пыльца приобрела насыщенный серебристый оттенок.

— Не на всех, — согласилась Катарина, как показалось, весьма печально.

— Поэтому предпочитаю оставаться здесь. Здесь мне разрешение не нужно.

— Но ты все равно служишь королю.

— Короне, — поправил Кайден. — Прежде всего я служу короне. А она далеко не каждого, кто ее напялит, признать готова. Что-то не слышал я, чтобы в последние пару сотен лет камни пели.

Проснулась Катарина с трудом.

И проснувшись, долго лежала в постели, разглядывая потолок. Потолок был самым обычным, белым и несколько неровно выкрашенным. То тут, то там через белизну проступали пятна самых удивительных форм и размеров. И воображение Катарины спешило отыскать в этих формах скрытый смысл.

Смысла не было.

Зато была тишина. И солнце переползло через подоконник, а за ним поднялся и плющ, расправил ветки, будто и не лазали по нему вчера.

Губы сами собой растянулись в улыбке, и Катарина потрогала их, пытаясь найти след поцелуя. Но он, как и смысл пятен, жил лишь в ее воображении.

И в памяти.

Потом, что бы ни случилось, — а ей почему-то начинало казаться, что весьма скоро что-то да произойдет, — память никуда не исчезнет. Она — то сокровище, которое останется Катарине и только ей.

— Вижу, вчера неплохо погуляла, — Джио сидела на столе.