— Вижу, вчера неплохо погуляла, — Джио сидела на столе.

Сегодня она примерила бархатный колет ярко-оранжевого цвета, и узкие брюки, украшенные по шву перламутровыми пуговицами. Волосы Джио заплела в две косы, а косы украсила алыми перьями. Вид у нее был куда более диковатый, чем обычно.

— Неплохо, — согласилась Катарина.

— Твоя тетушка пыталась с тобой побеседовать.

Сердце екнуло.

А если… и тут же Катарина сердито велела себе успокоиться. Во-первых, эта женщина определенно не является родственницей Катарины, а во-вторых, какая разница, что она подумает или скажет?

— Когда?

— А вот сразу после полуночи.

— Странно, — Катарина уселась перед туалетным столиком и осмотрела себя.

Ничего не изменилось.

На лбу не возникла клейма, которым в древности метили распутных женщин, губы не распухли, в глазах ни тени стыда.

— Она сказала, что услышала крик.

— Я не кричала.

— Ты нет, — почти миролюбиво согласилась Джио и, тронув косу, сказала: — Надо же… утерпел.

Это она про Кайдена?

И что не так?

Волосы он трогал, и это было приятно. А еще гладил шею Катарины. Щеки. И руки. Касался узоров, и они, будто теряя силу свою, исчезали, возвращая Катарине давно позабытую свободу, ощущение той силы, что скрывалась в теле.

Правда, теперь узоры вернулись на свое место.

Сетью?

Замком?

— Кто кричал?

— А вот то и интересно, что я не поняла, кто кричит и где, — Джио сама разобрала косу и, вооружившись щеткой из свиной щетины, принялась за пряди. — А у меня слух получше вашего будет.

Щетка больно дергала за пряди, а Джио выглядела задумчивой.

— Я сказала, что это кому-то из служанок мышь дорогу перебежала. И что не стоит волновать тебя. Что ты приняла снотворное.

— Почти, — Катарина улыбнулась, и отражение в зеркале ответило ей улыбкой. Это отражение ничуть не походило на парадный портрет, который придворный живописец начал создавать еще до свадьбы.

На том портрете Катарина прилично бледна.

И волосы у нее зачесаны гладко. Их почти не видно под жемчужным венцом, как не видно и самой Катарины, ибо платье ее настолько роскошно и выписано столь умело, что хочется разглядывать лишь его.

Тот портрет так и остался в Большой зале, сменив собой предыдущий. Интересно, снимут ли его потом, после свадьбы Джона? Или ему и его королеве положены новые места, а нарисованная Катарина так и останется подле царственного Генриха, который тоже на портрете был совсем иным, чем в жизни: моложе, красивей и благородней.

Пальцы Джио выплетали новую косу.

Простую.

— Она очень настаивала. Пришлось ее усыпить.

— А ты…

— Могу. На человека, на которого влияли, повлиять несложно, — Джио перехватила косу синей шелковой лентой. — Ее разум давно запутался. Я отнесла ее в комнату. А затем отправилась по этажам. И клянусь тварями с изнанки, в доме было тихо.

— Может, и вправду кто-то мышь увидел?

— Может, — легко согласилась Джио и, наклонившись к самому уху Катарины, тихо-тихо произнесла: — В этом доме нет ни мышей, ни крыс. Как нет и пауков. И никого-то, кому положено обретаться в подобного рода домах. Это плохое место, девонька…

Катарина почувствовала, как по спине побежал холодок.

— И… нам стоит уехать?

— Сама решай, — Джио вернула щетку на туалетный столик. — Все дело в доверии… но людям опасно верить.

— А нелюдям?

— Тем паче, — губы растянулись, обнажая острые длинные клыки.