Он спросил:
— Сестричка, у тебя нет сигареты?
А папаша с комическим ужасом прижал палец к губам: молчи, дескать, я не должен знать, что моя дорогая дщерь дымит. Ах, добрый старый лицемер…
Карелла улыбнулся.
— Говорят, что легче бросить героин, чем никотин, — сказала Анджела.
— Но ты же бросила! Вот уже почти девять месяцев…
— И все равно очень хочется.
— Мне тоже.
— Так вот: снова начну. Пусть только бэби народится.
— Не стоит снова начинать…
— Это еще почему?
И вдруг заплакала.
— Эй! — ласково позвал он.
Она помотала головой.
— Эй, ну-ка, довольно.
Подняла руку, словно делая слабый знак протеста, все еще качая головой: нет-нет, оставь меня в покое. Но он все-таки подошел к ней, обнял, дал ей свой носовой платок.
— Возьми, утри слезки.
— Спасибо, — промолвила она, вытирая глаза. — Можно в него высморкаться?
— С каких это пор ты спрашиваешь разрешения?
Она высморкалась, всплакнула еще разок, снова вытерла глаза и вернула платок.
— Неужели сигареты для тебя так важны? — спросил он.
— Да не сигареты.
— Ну-ка, расскажи.
— Я так себе представила: а чего уж очень беспокоиться? Ну, продымлю мозги, умру от рака, кому какое дело?
— Мне, например.
— Тебе, конечно, — сказала она, собираясь опять заплакать.
— Почему ты думаешь, что у Томми есть кто-то на стороне?
— Знаю, и все.
— Откуда?
— По тому, как он себя ведет. Правда, ни разу не нашла платка с губной помадой, и от него не разит духами, когда приходит, но…
— Но что «но»?
— Просто знаю, Стив. Он себя ведет совсем по-другому. У него мысли где-то на стороне, у него есть там бабенка, знаю.
— Как же он себя ведет?
— Просто стал другим. Кашляет, ворочается всю ночь, словно думает о ком-то, не может заснуть…
— Так. Что еще?
— Я ему что-нибудь говорю, но его мысли витают где-то далеко. Я на него гляжу и вижу, что он не может сосредоточиться, думает о другой.
Карелла кивнул.
— И еще он… Ах, не хочу об этом.
— Нет, говори, — сказал Карелла.
— Вправду не хочу, Стив.
— Анджела…
— Ну — добил. Он больше не хочет заниматься со мной любовью. — Ох… — простонала она. — Ох… — схватилась за живот.
— Сестричка?!
— Ох, ох…
— Да что с тобой?
— Мне кажется, ой, ой, ой…
— Это бэби?
— Да. И я… — Она снова схватилась за живот.
— В какую клинику? — тотчас спросил Карелла.
В «дежурке» Карелла использовал телетайп для прямого «разговора» с Тедди. Он выстукивал ей послания, а в конце нажимал на клавиши «Ж» и «О», что означало «жду ответа». Но теперь ему пришлось звонить домой из клиники, из комнаты для посетителей, а, к сожалению, городские телефоны-автоматы пока еще не достигли высокого технологического уровня. Карелле ответила Фанни Ноулс.
— Экономка Кареллы, — произнесла она.
Он ясно представил, как она стоит за кухонным столом: пятидесятилетняя полная дама, волосы, крашенные хной, в пенсне, левая рука — лихо на бедре; всегда в такой позе, словно бросает некий вызов тем, кто вторгается в интимную жизнь полиции и покушается на святость домашнего очага. |