|
Она положила ему ладонь на лоб. От этого боль в груди чудесным образом отодвинулась, стала тише, незаметней. Иван улыбнулся, да так и заснул. Проснулся он вечером. В углу на небольшом столике горела маленькая лампа с зеленым бахромчатым абажуром. Света она давала немного, но достаточно, чтобы осмотреться. Рядом с кроватью стоял стул, на котором сидела, подперев голову ладонью, Катти. Кажется, она спала. Осторожно, чтобы не разбудить девушку, Лопухин откинул одеяло и сел. Грудь уже не болела так остро. Иван поискал брюки, но не нашел. Вставать же в одних трусах было как-то неудобно. Лопухин растерянно озирался, не зная, что делать. Катти вздрогнула и проснулась. – Я не хотел вас будить, – почему-то прошептал Иван. – Мне надо… Ну, выйти… Девушка попыталась его уложить, осторожно коснувшись плеча. Но Лопухин отвел ее ладони. – Мне надо выйти, – снова повторил он, чувствуя, что начинает краснеть. – Где моя одежда? Она на мгновение задумалась. Затем кивнула, встала и вышла. – А?.. – начал было Иван, но затем увидел, что вся его одежда аккуратно висит на спинке стула. – Понял… Одеваясь, Лопухин чувствовал, как ноет от любого движения отбитая грудь и болят мышцы, словно он без разогрева толкнул тяжеленную штангу. – Ничего, – шептал Иван, постанывая. – Ничего… Так он чувствовал себя, когда впервые пришел на свою первую тренировку по боксу. Тренер, скептически посмотрев на щуплого «клиента», поставил его в пару с плотным здоровяком, который устроил новенькому примерно-показательное выступление, раз за разом вышибая из Ивана дух. Однако Лопухин, каждый раз поднимаясь с пола, неизменно вставал в боксерскую стойку, как он ее тогда себе представлял. – Упрямый, – вздохнул тренер. – Приходи через неделю, если не передумаешь. Иван не передумал. Но к вечеру слег в кровать. Болело все. Так что теперь Лопухин мог с уверенностью сказать, что бывало и хуже. Первые острые боли прошли, дырок в теле не было, а остальное не страшно. Он вышел из комнаты. В избе было темно. Никого из хозяев Иван не увидел, а потому осторожно, вдруг спят, выскользнул на улицу. Светлое небо, парочка самых ярких звезд едва-едва виднеется на небосклоне. Тихо и спокойно. Перед тем как двинуть в сторону сколоченного из неструганых досок нужника, Иван постоял на пороге, разглядывая небо. – Завтра обязательно надо будет к озерам сходить. Обязательно… – бормотал он, возвращаясь. – В лес больше не полезу… В доме горел свет. Лопухин приоткрыл дверь. Вошел. За столом сидел Маркко. Нехитрая закусь, бутылка водки и два стакана говорили сами за себя. Председатель кивнул на стул напротив. Лопухин присел, чувствуя некое смятение. Словно тут должно было произойти что-то особенное. Важное. Маркко ни слова не говоря, разлил водку по стаканам. Выпили не чокаясь. Словно на поминках. Водка ухнула в желудок, сжигая все на своем пути. Сразу захотелось есть, остро, по-звериному. Иван схватил кусок черного домашнего хлеба, вдохнул полными легкими его душистый, глубокий запах и некоторое время сидел так, погрузившись в благоухание и ощущая, как расходится по телу расслабляющая волна. Маркко пододвинул к нему тарелку с домашними, сочными колбасами. – Закусывай. |
