Изменить размер шрифта - +
А ты плачешь от счастья и удовлетворения собой.

Наших детей не клали на грудь суррогатной матери — завернули в пледики и вручили нам. И мы плакали с Дамиеном вместе, но он почему-то в этот важный и трогательный момент не любовался нашими с ним детьми, а целовал мои губы.

Если бы меня спросили, что я люблю больше всего в своей теперешней жизни, я бы ответила — поздние вечера. Когда суета сует достаточно устанет за день, чтобы спокойно послушать вечернюю сказку, задать осмысленные вопросы и получить на них содержательные ответы. Когда после поцелуев в спящие макушки я направляюсь в спальню к мужу и, всякий раз, предвкушение рождает улыбку и щекочет нежные внутренности моего живота. Потому что он всегда ждёт меня, всегда нетерпеливый, свежевыбритый и пахнущий гелем, который я для него покупаю. И на нём всегда нет белья: это прямой намёк на то, что филонить нет смысла.

Мы никогда не говорим о моей неполноценности (хотя муж и вовсе запрещает мне использовать это слово), но однажды Дамиен потерял осторожность и сказал, что ему повезло — у меня не бывает «технических профилактик». Я не знала, как реагировать. Мне до сих пор сложно принимать себя такой, но он, мой муж, мой Дамиен, сделал это давным-давно, и, видя в его глазах безграничную любовь, а часто и восхищение, я ощущаю именно её — полноценность.

Пока дети заканчивают свой завтрак, я выхожу на террасу. Стою, вытянув руки, и держусь ими за стальные перила стеклянной конструкции борта. Солнце уже встало, разлив своё золото на серой глянцевой поверхности спокойного в это сентябрьское утро залива. Солнце — не частое явление в наших краях, поэтому в такие дни, как сегодня, хочется быть ближе к нему, подставить лицо лучам, закрыв на время глаза.

Как только мои веки опускаются, сознание стремительно возвращается в прошедшую ночь: белый Мустанг несёт меня по ночному хайвею, я упиваюсь скоростью, адреналином и гипнотизирующей красотой задних фар чёрного Мустанга Дамиена. Он всегда впереди: как бы муж не объяснял мне премудрости и тонкости гонки, не учил чувствовать машину, правильно выжимать сцепление и газ, насколько ни была бы моя модификация новее, резвее, мощнее, мне его не обойти. Никогда. Я всегда позади, всегда за ним, всегда спешу за его огнями.

Шесть вертикальных алых полос — по три с каждой стороны, приковывают мой взор, погружая в состояние, похожее на транс. Это не просто огни задних фар его машины, это мой маяк, ориентир, которого мне нужно держаться. Дорога слишком опасна и непредсказуема, я не доверяю ни ей, ни людям, её построившим. Я верю Дамиену, и он прокладывает для нас обоих путь, минуя развилки и съезды на другие уровни автобана, набирая скорость и сбрасывая её, меняя полосы. Он даёт мне возможность разогнаться и попробовать на вкус скорость, удовольствие от игр с ней и управления моим резвым белым конём, но только на тех участках, которые сочтёт безопасными.

В этом движении у меня нет свободы, я лишь следую за ним, ориентируясь на шесть его красных огней, но весь смысл в том, что мне она и не нужна: моё счастье в её отсутствии. Я променяла свою свободу на любовь: Евы Блэйд давно уже нет, есть вторая половина Дамиена Блэйда.

Голос Дамиена ударяет меня в сердце, вырвавшись из сотового, прикреплённого к панели приборов:

— Ну как? Чувствуешь её?

И в этом голосе столько «свободы», что нам хватит обоим. Настолько живым мой муж бывает только в двух случаях: за рулём и в постели. Но дорога — то место, которое единственное превращает его в мальчишку, жаждущего поделиться своим искрящимся экстазом со мной, его неотделимой частью. И я принимаю его подарок:

— Дааа! Дааамиееен!!!

Он прибавляет ещё, вынуждая меня интенсивнее вжимать ступню в педаль газа.

Невероятные ощущения. Непередаваемые. Неповторимые.

Перерождение личности. Заполнение эмоциями до отказа.

Быстрый переход