– Дай мне с ним поговорить, Луис, – сказала Мэри, все еще не поворачиваясь к Джиму. – Джим, какой бы план ты ни придумал, я в нем участвовать не буду. И это потому, что я не хочу в них участвовать и вообще быть как‑то с тобой связанной.

– Только сейчас вспомнил – мне надо кое‑что сделать вне офиса, – заметил Моллен. – Вернусь через минуту.

– Нет, Луис, пожалуйста, останься, – сказала Мэри. – Я хочу, чтобы ты тоже это услышал, хоть ты и знаешь, что я собираюсь сказать. Джим...

Джим приподнялся с места.

– Сядьте и слушайте, полковник, – скомандовал Моллен.

Джим сел.

– Это нелегко, но сказать это нужно. – Из‑за того что она отвернулась, голос Мэри звучал для Джима странно. Тот факт, что он разговаривал с ее затылком, создавал между ними странную дистанцию. – Послушай меня, Джим. Я объяснила это Луису, и он понимает. Я не очень приятный человек, и никогда приятной не была. Когда мы довели тебя до такого состояния, чтобы ты нуждался в «ИДруге» больше, чем в чем‑нибудь еще на свете, я очень тебе сочувствовала. А когда мы отправились вместе в это путешествие, я... получала удовольствие от близости к другому человеку больше, чем когда‑либо в жизни. Но ничего хорошего в этом нет.

– Мэри, послушай хоть секунду, – начал Джим.

– Нет, теперь твоя очередь сидеть и слушать, – сказала Мэри. – Проблема в том, что мы слишком разные люди. Хуже того, мы неподходящие люди, настолько, что нам никогда не ужиться. Я то, что я есть, а ты – ты идеалист. Даже хуже того, ты идеалист, который упорно ведет себя так, будто его идеалы и есть реальность. Ты так упрямо смотришь на вселенную сквозь розовые очки, что готов при необходимости перекрасить ее саму в розовый цвет. А такие вещи не выходят, особенно с людьми. Рано или поздно ты столкнешься с реальностью как она есть, и поскольку ты не отступишь – по‑своему ты так же упрям, как я или сквонк, – то так и откажешься верить, и реальность тебя убьет. Если я останусь с тобой, то это и меня тоже убьет. А я этого не хочу.

– Мэри... – Джим снова поднялся на ноги, и Моллен снова встал из‑за стола.

– Оставайтесь на месте, полковник, – сказал он, – так хочет леди.

– Извини, Джим, но я и правда так хочу. – Затылок Мэри был неподвижен. – Ты, конечно, мне не веришь.

– Нет, не верю, – сказал Джим, – потому что это неправда.

– О, это правда. – В тоне Мэри чувствовалась горечь. – Ты не видишь то, что у тебя под носом. Вместо этого ты все переворачиваешь так, как тебе удобнее, и у тебя это так хорошо получается, что ты даже перестал это замечать.

– Если кто и переворачивает все с ног на голову, – ответил Джим, – так это ты. Ты так упрямо цепляешься за свой кокон, что готова вместе с ним пойти ко дну.

– Видишь, как ты это повернул, – сказала Мэри, – обвинил во всем меня, а не себя. Но это уже неважно. Я сказала, что хотела. Я не буду с тобой работать, я не хочу тебя больше видеть, и не пытайся увидеть меня.

– Значит, ты хочешь, чтобы я не пытался тебя увидеть... – Джим направился к ней, а Моллен встал у него на пути. Но хотя генерал был настроен помешать Джиму, он знал, что при двадцатилетней разнице в возрасте если Джим действительно соберется прорваться к Мэри, то у него это получится. А Джим собирался – и он, и Моллен это понимали.

Мэри заметила движение Моллена наперерез Джиму и тоже это поняла.

– Ладно, – сказала Мэри, – если не хочешь слушать предупреждения, придется столкнуться с реальностью.