- Это уж точно, - подтвердил Смирнов. И Виктор: - Налей-ка ему. Стакан.

Алик подставил к журнальному столу еще одно кресло, и Ларионов уверенно уселся. Придвинул к себе стакан, подобрал закусь. Четверо внимательно наблюдали за его действиями.

- Что ж не спрашиваете, зачем я к вам пришел? - спросил, прерывая раздражавшее его молчание, Ларионов. Хотел, чтобы к нему относились серьезно.

- А чего спрашивать? - ответил Смирнов. - Выпьешь, и сам расскажешь.

- Ты как всегда прав, - подтвердил Ларионов. - Расскажу.

Питух он был никакой. Для форсу опрокинул стакан одним махом, но не сумел как следует придержать дыхание, и оттого, закашлявшись, допустил водку гулять по пищеводу сюда-туда. От нечеловеческих усилий загнать дозу сорокаградусной в желудок слезы выступили на его страдальческих глазах. Но загнал-таки, вздохнул освобожденно, откусил огурец и, жуя, смахнул ладошкой набежавшую слезу.

- А еще генерал, - осудил его неумелость Казарян. - Разве генералы так пьют?

- Генералы так не пьют, - согласился Ларионов. - Генералы пьют из деликатной посуды.

- А за что тебя в отставку, Сережа? - поинтересовался вдруг Алик.

- Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. - За Ларионова ответил Смирнов. - Спустил на тормозах дело Грекова, обрубил концы и гуляй, Вася. Так, генерал в отставке?

- Так, да не так, - не то подтвердил, не то отверг предположение Смирнова генерал в отставке, одновременно закусывая. - Может, перестанем в кошки-мышки играть, Саня? Может, все-таки спросишь, зачем я пришел?

- Ты пришел, чтобы узнать, насколько серьезно мы за тебя взялись и до какого дна докопались. И еще. Больше тебе некуда идти.

- Так уж и некуда! - обиделся Ларионов.

- Некуда, - еще раз уверенно заявил Смирнов. - Дело-то ваше секретное, и о том, что оно провалилось, ты можешь поговорить с тем, кто знает о нем. С работодателями своими ты говоришь только тогда, когда они тебя вызывают. Ну, а к нам, влезшим в эти вонючие тайны помимо твоего желания, по старой памяти можно припереться и без спроса.

- Когда вы с Ромкой окончательно поняли, что в этом деле задействован я?

- В принципе мы не собираемся отвечать на твои вопросы, - вместо Смирнова ответил Казарян. - Но на этот ответим. Окончательно поняли, когда ты пятнадцать минут тому назад заявился сюда. А догадались после того, как узнали подробности операции по укрощению группировок. Почерк-то знакомый.

- А чистенько я их накрыл, а? - погордился Ларионов.

- Хвастаться нечем, - осадил его Казарян. - Методика-то Саней была разработана еще лет двадцать-тридцать тому назад. Правда, коварство, подлость и вранье - твои. Этого не отнять.

- Подлость! Коварство! - приличная доза сделала свое дело, и Ларионова безудержно повело на монолог. - Если вам еще не надоело жить в бардаке, именуемом перестройкой с демократическим образом жизни, то мне надоело до блевотины. Мне надоело, что моя Москва разлагается, как тифозный труп. Мне надоели разбитые мостовые, вонючие подворотни, засранные и зассанные дворы, мне надоели кооперативные палатки с немыслимыми ценами, пустые государственные магазины и очереди, очереди, очереди. Мне надоели гнусные молодчики, вдруг ставшие хозяевами жизни, мне надоели старые начальники, обтяпывавшие только свои делишки, мне надоели новые начальники, считающие, что все происходящее сегодня - в порядке вещей.

- Больная совесть Москвы, - оценил ларионовские переживания Казарян. - И что же ты сделал, чтобы защитить нас от этого безобразия?

- Мне предложили навести порядок в нашем городе, и я согласился.

- Кто предложил? - спросил Алик.

- Главное, не кто, а что. Катастрофически ухудшающееся положение в городе и стране.

- Ну, а не главное? Кто? - настаивал Казарян.

- Не мой секрет, Рома. Поэтому ответить не могу.

- Можешь не отвечать, - сказал Смирнов. - Догадываемся.