- О чем конкретно? - тихим голосом спросил Дима.

- Как вы Серегу Воропаева убивали...

- Я не убивал, - быстро возразил Дима, перебивая. Но Виктор продолжал:

- Как вы мину убрали, узнав, что Серега не будет делать подсечку, как его у болота подстерегли, как в топь скинули.

- Не был я у болота! Я в машине сидел. Славка один все сделал!

- Вот об этом собственноручно и напиши. Где у тебя бумага и ручка?

- А можно, я на машинке печатать буду? Мне так удобнее.

- Валяй на машинке, раз удобнее...

- Знаешь, Дрюня, когда я понял, что ты бездарный режиссер? - задал вопрос Казарян, не ожидая ответа, продолжил: - Лет пятнадцать тому назад мы с тобой случайно встретились в универмаге в парфюмерном отделе. И ты, и я приобретали дефицитную зубную пасту "Колинос". Ты тогда только что вернулся из заграничной командировки и гордился очень, что познал Европу. В связи с этим, не отходя от стойки, ты авторитетно сказал мне: "Теперь весь мир чистит зубы этой пастой". Ты сказал это, совсем не ощущая, не представляя себе ужасающего и величественного зрелища: четыре миллиарда жителей Земли одновременно выдавливают из четырех миллиардов тюбиков пасту на четыре миллиарда зубных щеток, и все четыре миллиарда землян одновременно начинают чистить зубы. Ты сказал просто слова, которые все говорят. Ты - не режиссер, Дрюня.

- А ты - бывший мент, Суреныч. И только, - режиссер Андрей Бартенев (он уже сидел на стуле напротив Казаряна) ощерился. - И я тебя не боюсь.

- Ты и презрения без фальши сыграть не можешь. Ты бездарен во всем. Я же тебя вычислил с первого захода, конспиратор вшивый! Нельзя же было так напрямую директору картины вместо Никифорова эту команду Голубева подсовывать! И кто же на студию пропуск рэкетиру Вячеславу Калинову лично заказывает? Дурак только!

- Этим ни черта не доказано, Суреныч.

- Хочешь фотографии покажу? - вдруг предложил Казарян.

- Какие еще фотографии?

- Ты - среди спутников в лагере спецназа. Хочешь?

- Покажи, - упавшим голосом сказал режиссер.

Председатель парламентской комиссии, ознакомившись с фотографиями, сложил их в пачечку и вновь вернулся к справке. Он не перечитывал ее, он ее перелистывал, останавливаясь на отдельных, видимо, особо заинтересовавших его деталях. Алик сидел напротив и рассматривал своего давнего приятеля, ставшего совсем недавно государственным деятелем, от которого зависела судьба страны, судьба россиян, его, Алика, судьба. Действуй, деятель, действуй!

- Действуй, деятель, действуй! - повторил Алик вслух.

- О чем ты? - рассеянно спросил председатель, отложив справку в сторону.

- Я о том, что ты сейчас в растерянности и не знаешь, как тебе быть. Нужен поступок, Игорь. Сейчас, сию минуту. Их надо опередить, им нельзя давать прятать концы. Они скользкие, они могут уйти.

- Сегодня же я собираю комиссию на экстренное заседание.

- Да не заседать надо, надо на место с экспертами выезжать!

- Мы примем решение и сделаем официальный запрос в соответствующие ведомства. Мы ведь постоянно требуем соблюдения законности и поэтому сами должны поступать по закону.

- Только бы не опоздать, Игорек!

- Будем стараться, Александр. Вот и все, что я могу сейчас тебе сказать.

Смирнов вылез из "олдсмобиля", отошел метров на десять, обернувшись, полюбовался в последний раз удобным этим средством передвижения, вздохнул сожалеючи и, поднявшись на три ступени, проник в щеголеватый особнячок на Ордынке.

Секретарша, по-сестрински улыбаясь, кивала-здоровалась и разрешала пройти в кабинет.

Он положил ключи от "олдсмобиля" на стол, через стол же поручкался с Александром Петровичем и, опустившись в замысловатое кресло, отчитался:

- Возвращаю в целости и сохранности со всем добром.

- Пригодилось? - поинтересовался Александр Петрович.