Было уже полдесятого, на улице темень, валил снег, но Чуриков надел пальто и вышел из дома. В ресторан не пускали.
— Друг у меня помер, — сказал Чуриков швейцару. — Понимаешь?
Швейцар, он же по совместительству гардеробщик, да еще с правами дружинника, внимательно посмотрел на Чурикова и, не заметив на его лице следов опьянения, открыл дверь.
— Друг-то небось с войны? — спросил швейцар. — Время последних уносит, время нелегкое было, ох нелегкое. С войны, значит, дружок?
— С войны! — неожиданно для себя гордо сказал Чуриков. — С нашей, общей. Ох как он фашистов ненавидел. Досталось им от него! Навек запомнят!
— А как звали друга-то? — поинтересовался швейцар.
— Чарлз Спенсер! — гордо произнес Чуриков.
— Понимаю, встречались на Эльбе! — догадливо заметил швейцар.
— Много где побывали! — вздохнул Чуриков и, сняв шапку, застыл на месте, как будто была объявлена минута молчания.
На следующий день Чуриков пошел в церковь, и не потому, что верил в бога, а больше для порядка, и заказал священнику сорокоуст по Чарли Чаплину.
— А он православный? — выпучил глаза священник.
— Считай, что нашей веры! — подумав, произнес Чуриков.
ЧУДО В КОСТЕРАХ
Само название города для бывалого, поколесившего по стране человека говорит немало, и о Костерах он скажет, чем известен этот городок, и еще добавит, что про него написана песня. Не каждый большой город может похвастаться таким фактом. А про Костеры песня сложена. И не стандартная, не маршевая и трескучая, а теплая, лирическая, с простым, но трогательным припевом: «Ох, Костеры мои вы, Костеры, растревожили сердце мое!» Автор слов и музыки забыт, и, видимо, потому, что не был профессионалом, писал для души и не зарегистрировал свое произведение там, где положено. С давних пор песня считается народной, и по этой причине даже самые злые критики не решаются предъявить претензии ни к ее примитивной мелодии, ни к далеким от высокой поэзии стихам. По местному радио передают лишь мелодию, и поэтому весьма трудно выяснить, что именно разбередило, растревожило сердце автора. Остается гадать: может, воспоминание о проведенном в Костерах детстве, чистом, беззаботном, но ушедшем навсегда; может, и вся жизнь не очень легкая и не слишком веселая; может, прекрасное большое чувство, когда-то испытанное здесь и прерванное горькой разлукой, а может, просто бескорыстная сыновняя любовь к этому селению, где люди живут вдалеке от культурных и других благ большого города. И вполне вероятно, что автор создавал эту песню не только по душевному настроению, но и для того, чтобы привлечь внимание к родным Костерам и рассказать о них всему свету. И еще надеялся автор, что песня найдет чутких, внимательных слушателей, которые, вникнув в широкую и грустноватую мелодию, поймут, что Костеры расположены в Центральной и, как сейчас говорят, Нечерноземной части России, развитию которой теперь уделяется большое внимание. Но, несмотря на такое расположение, Костеры до сих пор являются глубинкой и, по мнению некоторых местных жителей, даже забытым богом местом. Под богом подразумевается областное начальство, не выделяющее Костерам необходимые для роста средства под предлогом того, что соседнему промышленному райцентру скоро исполнится двести лет и он в первую очередь нуждается в омоложении. Костерчане вздыхают, думая о том, что их городку уже за двести шестьдесят, до круглого юбилея далековато и еще надо дожить до него. Обиды имеются, но у местных жителей есть достаточно причин для гордости за свой городок, едва ли не самый красивый в области. На живописных желто-зеленых холмах, как в сказке, застыли опрятные деревянные домики с высокими каменными фундаментами. |