— Надо перенести его на кровать, — сказал Матога.

Мне эта идея не понравилась. Не хотелось его касаться.

— Думаю, лучше дождаться Полицию, — ответила я. Но Матога уже приготовил место на диване и засучил рукава свитера. Внимательно посмотрел на меня своими ясными глазами.

— Ты, наверное, не хотела бы, чтобы тебя так нашли. В таком состоянии. Это же не по-человечески.

О да, конечно, человеческое тело выглядит не по-человечески. Особенно мертвое.

Разве это не парадокс, что именно мы должны заниматься телом Большой Ступни, что это нам он оставил эту последнюю заботу? Нам, соседям, которых не уважал, не любил и ни во что не ставил.

Как по мне, после Смерти должна происходить аннигиляция материи. Это был бы наилучшим способом избавиться от тела. Аннигилированные тела возвращались бы таким образом просто в черные дыры, из которых появились. Души путешествовали бы с неистовой скоростью к свету. Если Душа вообще существует.

Преодолевая невероятное отвращение, я поступила так, как приказал Матога. Мы вдвоем подняли тело и перенесли его на диван. Я удивленно почувствовала, что оно тяжелое и нисколько не кажется безвольным, скорее упрямо негнущееся, неприятное, как накрахмаленная простыня в прачечной. Увидела и носки, или скорее, то, что вместо них было на ногах — грязные тряпки, портянки, сделанные из разорванной на полосы простыни, серой и покрытой пятнами. Не знаю, почему вид этих портянок меня поразил так сильно, что ударил в грудь, диафрагму, во все мое тело, я не могла удержаться от рыданий. Матога едва взглянул на меня, холодно и с заметным укором.

— Надо его одеть, пока они не приехали, — сказал Матога, и я видела, что у него тоже дрожит подбородок от вида этого человеческого убожества (хотя он почему-то не хочет в этом признаться).

Сначала мы попытались стащить с него майку, грязную и вонючую, но ее невозможно было снять через голову, поэтому Матога достал из кармана какой-то хитроумный нож и разрезал ткань на груди. Теперь Большая Ступня лежал перед нами на диване полуголый, заросший волосами, как тролль, со шрамами на груди и руках, с неразборчивыми уже татуировками, на которых нельзя было ничего понять. Насмешливо прищурившись, наблюдал, как мы ищем в его полуразвалившемся шкафу какую-нибудь приличную одежду, чтобы одеть его, прежде чем тело окоченеет навеки, снова превращаясь в то, чем, собственно, оно и было — кусок материи. Рваные трусы виделись из-под новеньких серебристых спортивных брюк.

Я осторожно развернула отвратительные портянки и увидела его ступни. И удивилась. Мне всегда казалось, что ступни — наша интимная, наиболее личная часть тела, а вовсе не гениталии, не сердце и даже не мозг, органы без особого значения, которые так высоко ценят. Именно в ступнях сосредоточено существенная информация о Человеке, кто мы на самом деле, и каково наше место на земле. В столкновении с землей, на границе с телом содержится вся тайна — что мы построены из элементов материи и одновременно чужды ей, отделены. Ступни — наша вилка в розетку. А теперь эти ступни стали для меня доказательством его необычного происхождения. Он не мог быть Человеком, был какой-то безымянной формой, одной из тех, которые, как говорил наш Блейк, растворяют металлы до бесконечности, превращают порядок в хаос. Может, он был чем-то вроде демона. Демонических существ всегда узнавали по ступням, они оставляют на земле иные следы.