Его ожидало чудище. Огромное, в черной чешуйчатой броне, с кривыми когтями и разверстой клыкастой пастью. Калхар! Его раздвоенный хвост нетерпеливо хлестал по толстым ляжкам, лапы были расставлены, словно демон жаждал заключить жертву в объятия. Он показался страннику выше скал Тарвала; чудовищная голова маячила где‑то в вышине, вертикальные зеленоватые зрачки с хищным любопытством следили за приближением человека.

Но Блейд уже не был человеком. Он превратился в исполина с огненным мечом, в сосуд гнева Господнего, в неодолимого и грозного архангела, в Геракла, победителя чудовищ. Призрачный мост дрожал и раскачивался под его тяжкими шагами, и когда он поднял клинок и испустил боевой клич, Вселенная раскололась напополам.

Два гиганта ринулись вперед, столкнулись в бескрайней бездне, среди всполохов молний и громовых ударов. На миг Блейд почувствовал леденящий холод и боль, потом жестокая радость затопила его; он был сильнее! Клыки и когти рвали тело, боль терзала его, впивалась в мозг, но он мог терпеть! Он привык к мукам; десятки раз другой монстр, с жилами из металла и холодным электрическим сердцем, погружал его в такой же ад, наполненный страданием и ужасом. Да, он мог терпеть и мог действовать!

Клинок в его руках горел пронзительным багровым пламенем. Он мог бы поразить эту черную тварь, источник страшной муки, в тысяче мест; одни удары означали смерть, неотвратимую и быструю, другие – нечто более худшее, чем гибель. Он выбирал уязвимую точку придирчиво и тщательно, не обращая внимания на боль; он не хотел ошибиться. Наконец огненное лезвие опустилось, и боль исчезла.

Исчез и призрачный мост, сотканный из разноцветных нитей и повисший в пустоте; исчезли слепящие вспышки молний, затихли громовые раскаты. Блейд снова сидел на поляне, перед серебряной чашей, над которой дрожала радуга. Он чувствовал жар полуденного солнца, покалывание жесткой травы, ветерок, овевавший потный лоб. Ему казалось, что миновала вечность – тысячелетия, наполненные муками, ненавистью и напряжением смертельной схватки. Солнце, однако, чуть поднялось в синем небе; прошло полчаса или немного больше.

Он вскинул глаза на дзу. Кастел Брин по‑прежнему скорчился напротив, будто бы живой и невредимый. Но Блейд видел, как остекленели зрачки колдуна, как тонкая струйка слюны течет по подбородку. Обхватив себя руками, словно пытаясь спастись от холода, дзу едва заметно раскачивался, уставившись на чашу. И странник знал, что этот холод пребудет с бывшим повелителем кастелов до самой смерти; леденящий холод пустоты и безумия.

Встав, он подошел к поверженному врагу, сорвал с его пояса сумку и сунул в нее харр. Разноцветное сияние погасло, наваждение растаяло без следа; он стоял над безумцем, глядя сверху вниз на сутулые плечи, на шлем с рыжими хвостами и выбивавшиеся из‑под него пряди черных волос. Живое доказательство победы… Живое и вполне безвредное!

Блейд помахал рукой столпившимся у сожженных ворот кастелам. Три человека в пурпурных туниках двинулись к нему, и тут же на опушке возникли три фигуры с султанчиками синих перьев в волосах. Они сошлись посередине поляны почти одновременно: Кзалт, Сенда, Миот и невысокий юноша с испуганными глазами, за спиной которого маячили два стража.

– Он жив? – Бра, сын Брина, уставился на сгорбленную фигуру колдуна. – Что ты с ним сделал?

– Плоть его не пострадала, но дух мертв, – Блейд, скрестив руки на груди, разглядывал наследника дзу. – Теперь ты, Кастел Бра, стал главой рода, и я желаю говорить с тобой.

– Чего же ты хочешь? – Глаза Бра были полны ужаса.

– Твои люди должны уйти из Иллура.

– Там почти никого не осталось… Отец забрал всех воинов, когда мы нашли проход в ущелье…

– Кам! Хорошо! Даю тебе три дня, чтобы на левом берегу Иллимы действительно не осталось никого.