— Вы здесь будете?

— Мы собирались на одну тусовку, на премьеру, но если надо… да, Гретхен?

— Нет, нет, планов не меняйте. И вообще — никому ни слова, можете спугнуть.

— Да кого? — вскрикнула актриса.

— Человека очень умного и жестокого. — Я пошел в прихожую; они, как зачарованные («вечные дети»), за мною. — Да, вот что! — вспомнил я уже в дверях. — Когда вы подали идею экранизации «Египетских ночей», Василевич был под кайфом?

— Вроде нет… А вообще не знаю, не заметил.

31

Безумный день клонился к ночи. Азарт, боль и гнев кое-как держали меня на плаву. Отвратительная тайна, не терпелось от нее освободиться, но триумф должен быть полный, то есть с абсолютными уликами и доказательствами.

Исполняя умышленный план, я посидел минут пятнадцать в машине возле ночного клуба. Впереди зияющая электричеством Тверская, переулок Мефистофеля пуст. Подъехало авто, выкатилась шикарная пара, я последовал за ними, помахав вечному Жоржу (несменяем!), прошелся по центральной зале за малиновыми портьерами — там шел стриптиз на столе, никого из «интересных» персонажей — вернулся к стойке. Кофейку. Ну как кассета? Потрясающе. Я в одиннадцать сменяюсь, давай напьемся от души, Ник. Обязательно, только не сегодня. О! Идешь по следу? Иду. Твоих «клиентов» нету. Нужен аппарат? Давай. По «горячему» телефону не отвечали; последние сведения из «органов»: Самсон по-прежнему в бегах, банкир в больнице, под охраной. «Под охраной — это хорошо», — пробормотал я, вставая с высокого табурета. Как видно, делать мне здесь нечего.

Подошел Зюзя, за что-то выговаривая бармену; тот кивал, потом указал пальцем на меня:

— А вот Коля Смолин, он нас в субботу снимал.

— Что, парень, — развернулся ко мне краснолицый хозяин, — бабки получил?

— Спасибо, все нормально.

— А то могу еще подбросить, сними мне одну девочку.

— К сожалению, занят. Вам не кажется, сударь, что приз «Мефисто» присудили кое-кому несправедливо?

— Чего-чего?

— Главную роль в «Страстотерпцах»…

— А, ты дружок Вольнова? Передай этому бешеному волку, что он легко отделался.

— Вы его хорошо знаете?

— Не знаю и не желаю!

— Он заступился за даму.

Зюзя тотчас припечатал даму и заступника.

— Значит, вам больше нравится Гофман?

Зюзя припечатал Гофмана.

— Ты чего добиваешься, а?

— Справедливости. (Зюзя аж глаза вылупил.) Разве мнения других членов жюри ничего не стоили?

— Я тут главный!

— А Илья Григорьевич?

— Он на вручение не остался.

— Он был в клубе в субботу?

— Чего тебе надо?

— Он с кем-то виделся? С режиссером Любавской?

— Да кто ты такой? — Зюзя медленно надвигался, сжав кулаки, на левом татуировка — череп и крест. — Любавская бесследно исчезла в ту субботу, понимаете? А банкир сегодня стрелялся.

— Слушай, начальник, — хозяин затормозил, заговорил миролюбиво, — эти дела меня не касаются и клуба моего не касаются! — И он резво ретировался.

— Я тебя подвел, Жорж?

— Обойдется. Но вообще, Ник, ты не туда заехал…

— Извини. Как мне выйти через служебный вход?

Бармен объяснил.