— Языческие страсти, — повторил Савельич.

— Это не преступления по страсти, у них другой душок. Рита Райт могла привести к их разгадке.

— Она не догадывалась?

— Нет. А вот Танюша…

— Боже мой, зачем она ему понадобилась?

— Массаж — удобный, благородный предлог проникнуть в эпицентр событий, появляться тут ежедневно и законно. Более того. Борис обвинил вас в подслушивании…

— Да нет же, я не сразу решился подойти, потому что думал, у вас с ней разговор конфиденциальный, но я…

— Не оправдывайтесь, это уже не важно. Меня удивило, как Танюша могла рассказать ему о моем сыне.

— Она — чужой секрет? Она и мне не говорила.

— Конечно, он нечаянно проговорился, он подслушивал, приезжал сюда… а подставил вас — испугался, как бы вы его не подставили. Из нашего с нею первого разговора узнал и про записку — и украл, когда Самсон выложил ее в ящик письменного стола. Словом, убийца был в курсе моих действий. И ее предчувствий.

Старик проговорил проникновенно:

— У нее был древний дар прозорливости.

Краем глаза заметил я, как шевельнулись справа кусты в высокой траве, и крикнул:

— Ну, кто там прячется? Выходи!

Из зарослей на лужайку выползла нимфочка в шортах и майке, нисколько не сконфуженная. Плюхнулась на пластмассовый стул и заявила вызывающе:

— Да, я подслушивала. Все слышала.

33

Мы глядели на нее молча, а она продолжала:

— Имею право, потому что наша семья тоже пострадала.

— Как отец? — спросил я.

— Завтра из больницы выписывают.

— Наложить на себя руки, — начал Савельич торжественно, — величайший грех, трудно искупимый…

— А, оставьте, выжил.

— Но в чем причина такого святотатства?

— В баксах. Знаете, что такое баксы?

Старик опустил голову. Она процитировала:

— «Во всем, в том числе и в своей смерти, виноват я сам». У меня вдруг обнаружилась сестричка, — Леля засмеялась, — незаконная. В общем, папаша погулял, а любил мораль читать.

Я вспомнил свое наблюдение: эти погулявшие господа до страсти блюдут честь дочери. Вслух же сказал:

— Вот что: я к вам зайду и расскажу все, обещаю.

— Почему не теперь?

— Расскажу в адаптированном варианте, приемлемом для детей.

— Для детей? Я про секс знаю, может, побольше вашего! А Вольнова обожала, у нас в классе все девчонки… Он ее изнасиловал, потому что захотел девственницу, так ведь? Эта старая дева была чудачка, но Ваня ее любил.

Печальная эпитафия на могилу: она была чудачка, но один человек, мальчик, ее любил.

— И я, — сказал старик, — и я любил, — и, легок на слезу, заплакал (а я ему, свободе его чувств позавидовал). — Почему чудачка?

— Ну… не такая же, как все? Женщина пожилая, но ведь не старуха, а одевалась! Как цыганка, в цветистых таких…

— Это одежда для бедных, гуманитарная помощь! — Савельич обиделся. — Надо же — цыганка! Тут Промысел Божий.

— Чего-чего?

— Я сейчас читаю замечательную книгу «Святые женщины Руси». И что вы думаете? Блаженная Ксения Петербургская именно в таком наряде ходила: в зеленой кофте и красной юбке.

— Тетя Таня под святую работала?

— Что вы! Это провиденциальное совпадение.