– Их очная ставка в деле действительно необходима, Арсений, – заметила Катя. – Надо подтвердить факт похищения Мармеладовой ночью из квартиры, когда он привез ее к себе в Жаворонки, одурманив камфарой.

– Она его сама в квартиру впустила. Они же были друзья. А он ей лицо залепил платком с этой дрянью, она сознание потеряла. Он в слезах просил меня дать им очную ставку – он хочет вымолить у своей подруги прощение за то, что сделал и… Вы не поверите, Катя! Он мне сказал – он хочет просить ее, чтобы она как медиум связала его с Региной, и он и у нее бы вымолил прощение за убийство… Он, плача, объявил мне, что никого в жизни так не любил, как ее. А жена его покойная это знала и его третировала, унижала – говорила, что он ничтожество, ноль никчемный, что ничего в жизни сам не добился и существует на ее деньги. То есть на деньги ее брата, которые они вместе и сторожили, как два Кошелька. И не думайте, что он прикидывается, косит под шизика, чтобы от суда отвертеться, нет, он искренен в своих словах. Я сердцем чувствую… пусть я и молодой, и совсем неопытный в уголовных делах и расследовании, но… Я просто все это вижу как обычный человек. Со стороны. А у сына Данилы через медиума Мармеладку он хочет тоже просить прощения за то, что они с матерью – с Региной загубили его жизнь, довели до самоубийства… Он мне все рассказал, и я ему ответил: ладно, я верю вам, что сейчас вы искренне раскаиваетесь в содеянном. Но для чего в тот день вы, убив мать своего сына, женщину, которую вы любили, пошли в ее дом и забрали статуэтку одалиски и маску-фетиш, хотя знали, что это просто вещи, предметы, не обладающие ни силой, ни магией? Он ответил мне, что не хотел, чтобы эти сакральные предметы попали в руки не посвященного человека. Затем я спросил, зачем он разбил фигурку одалиски в лесу.

– И что он вам ответил, Арсений? – спросила Катя.

– Ничего. Он на меня так посмотрел… Странно… Словно сквозь пелену какую-то, что его взор заволокла. А потом начал истерически рыдать. Буквально задохнулся от слез… И я в связи с этим хотел с вами посоветоваться, Катя, предоставлять ли ему свидание – очную ставку с Мармеладовой при таких… не слишком нормальных с точки зрения обычного уголовного дела обстоятельствах?

– А мы с вами и Геком еще раньше пришли к выводу, что дело наше не вписывается в привычные процессуальные рамки расследования, – ответила Катя со вздохом. – Я сама на перепутье – я, как криминальный журналист, как сотрудник пресс-службы, должна наше дело описать для медиа, для страницы Главка в соцсети, для газет подготовить публикации и очерки, шеф от меня уже настоятельно требует, как только руки заживут и печатать смогу на ноутбуке. Но я до сих пор пытаюсь разграничить, о чем я буду упоминать в статьях, о чем умолчу. И в суде, поверьте моему опыту, дело об убийстве Регины Гришиной станут рассматривать через призму бытового конфликта матери и отца из-за гибели сына, выдвинув на первый план мотив мести Четвергова. Что, впрочем, соответствует истине до определенной степени.