Впрочем, сегодня её нутро размягчилось и подобрело. Она отметила успехи учениц и велела всем выметаться.

– Ладно, дуйте отдыхать. Но завтра чтоб были на месте вовремя и готовыми!

Обрадованных учениц как ветром сдуло, а Смилина положила на наковальню сломанный нож Свободы, склонилась над ним и задумалась. Девушка просила сделать так, чтобы отец ничего не заметил. Опытный глаз оружейницы видел все недостатки работы: нож был красив, но клинок никуда не годился изначально, вот и сломался даже в девичьей руке. Снова поплыли приятные картинки сегодняшней встречи, и Смилина опять заулыбалась.

«А где же твой конь? Или не нашлось скакуна тебе по росту?» – спросила она, заметив, что Свобода сегодня в лесу пешком.

«А мой Бурушка всегда готов бежать на зов!» – рассмеялась девушка.

Она звонко, по-мальчишески свистнула и закричала:

«Бурушка-Косматушка! Встань передо мной, как лист перед травой!»

Её голос разнёсся в тишине леса огнекрылой птицей, и Смилина услышала грохот копыт. Не топот, а именно грохот. К ним скакал игреневый жеребец – чёрный с белой гривой и хвостом, и какой!.. «Конь бежит – земля дрожит» – это было как раз про Бурушку. В детстве Свобода могла довольствоваться обычным скакуном, но для её нынешнего роста все лошади средних размеров стали мелковаты. Однако нашёлся конь ей под стать – настоящий богатырь; даже Смилина на нём, пожалуй, не смотрелась бы нелепо. Его атласная грива победным стягом реяла на скаку, копыта тонули в светлых лохматых щётках, а пышный льняной хвост струился до земли. К его седлу был приторочен лук и колчан со стрелами. «Дочь кочевницы», – с задумчивой нежностью вздохнулось Смилине.

«Вот мой Бурушка!» – Свобода ласкала шелковисто-вороную шею красавца.

Лес кончился, раскинулся луг. Смилина не сводила восхищённых глаз с прекрасной всадницы, и из её груди рвались громовые раскаты счастливого смеха. Свобода смеялась в ответ нежным бубенчиком, звон которого плясал и нёсся над травами вместе с вольным ветром…

Предвкушение нового свидания грело сердце, а пока Смилина стояла над сломанным ножом в раздумье. Рукоять мерцала самоцветами и чернёным серебряным узором, благородным и богатым, даже тщеславным. Но, как всё тщеславное, в своём прямом назначении нож оказался не ахти. И качество стали неважное, и сама ковка небрежная. Не иначе, нерадивый торопыга делал, его и мастером-то не назовёшь. Уж точно не Одинец, тот бы такого разгильдяйства не допустил. А батюшка-князь погнался за внешней красотой, выбирая подарок для дочери… Наверно, потому что с настоящим степным клинком, и прекрасным, и несокрушимым, ему духу не хватило справиться.

Оружейница раздула горн и отделила обломок клинка от рукояти, без сожаления бросила его в кучу к отходам. Перековывать его – бесполезно, лучше приделать к старой рукояти новый, внешне неотличимый от прежнего, чем она и занялась в пустой кузне, тратя свой долгожданный выходной на эту приятную работу. Ведь она делала нож не для кого-нибудь, а для Свободы.Часть 2. Княжна Победа и князь-колдунПредрассветная тишина озера раскинулась незамутнённым зеркалом под медленно светлеющим небосклоном. Крепкая зябкость и пронзительная осенняя тоска звенели в воздухе, который лился в грудь и пробирал до мурашек. Свобода скакала на Бурушке по песчаному берегу, а её сердце частило в предчувствии долгожданной встречи.

Соскочив с седла, она отпустила своего любимца.