Михаил же был слишком мал. И это событие никак не затронуло его. Он жил в мире, где глава семьи – заботливый брат и император Александр, Мария Федоровна с удовольствием исполняла роль «первой дамы империи», которую добровольно уступила ей Елизавета Алексеевна, а Николай и Анна – верные товарищами по играм и шалостям.

На картине художника Франсуа Ферре, написанной в 1803 г., изображены эти трое детей: 8-летняя Анна рисует, а 7-летний Николай и 6-летний Михаил обсуждают ее рисунок.

И все же детство Михаила нельзя назвать безмятежным и беззаботным. Сохранились воспоминания Николая, и благодаря им мы можем на минуту заглянуть в детскую и узнать, как жилось маленьким великим князьям.

«Покойная моя родительница, – пишет Николай, – как нежнейшая мать, пеклась об нас двух с братом Михаилом Павловичем, не щадя ничего, дабы дать нам воспитание, по ее убеждению, совершенное. Мы поручены были как главному нашему наставнику генералу графу Ламздорфу, человеку, пользовавшемуся всем доверием матушки; но кроме его находились при нас шесть других наставников, кои, дежуря посуточно при нас и сменяясь попеременно у нас обоих, носили звание кавалеров. Сей порядок имел последствием, что из них иного мы любили, другого нет, но ни который без исключения не пользовался нашей доверенностию, и наши отношения к ним были более основаны на страхе или большей или меньшей смелости. Граф Ламздорф умел вселить в нас одно чувство – страх, и такой страх и уверение в его всемогуществе, что лицо матушки было для нас второе в степени важности понятий. Сей порядок лишил нас совершенно щастия сыновнего доверия к родительнице, к которой допущаемы мы были редко одни, и то никогда иначе, как будто на приговор. Беспрестанная перемена окружающих лиц вселила в нас с младенчества привычку искать в них слабые стороны, дабы воспользоваться ими в смысле того, что по нашим желаниям нам нужно было, и должно признать, что не без успеха. Генерал-адъютант Ушаков был тот, которого мы более всех любили, ибо он с нами никогда сурово не обходился, тогда как гр. Ламздорф и другие, ему подражая, употребляли строгость с запальчивостию, которая отнимала у нас и чувство вины своей, оставляя одну досаду за грубое обращение, а часто и незаслуженное. Одним словом – страх и искание, как избегнуть от наказания, более всего занимали мой ум. В учении видел я одно принуждение и учился без охоты. Меня часто и, я думаю, не без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко гр. Ламздорф меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков».

Александр не хотел открыто спорить с матерью, но, видимо, ему было жаль братьев, и он полагал, что таким образом они вряд ли полюбят науки. И он задумал небывалую еще в России затею: организовать в Царском Селе, рядом с Екатерининским дворцом, школу, где могли бы учиться у лучших учителей дворянские дети, а с ними и великие князья. Он полагал, что общество сверстников будет самой здоровой средой, в которой его младшие братья смогут вырасти благородными и полезными для общества людьми.

Школа эта нам хорошо известна – это знаменитый Царскосельский лицей, который с благодарностью вспоминали всю жизнь и Александр Сергеевич Пушкин, и дипломат Александр Михайлович Горчаков, и адмирал Федор Федорович Матюшин, и биограф Николая I Модест Андреевич Корф, и декабристы Иван Сергеевич Пущин и Вильгельм Карлович Кюхельбекер.

Но увы! Николаю и Михаилу не пришлось учиться в Царскосельском лицее. Европа содрогалась от поступи войск Наполеона. Вскоре в войну вступила и Россия. Позже Пушкин напишет в одном из стихотворений, посвященных лицейской годовщине:

Теперь обучение великих князей в сугубо гражданском учебном заведении выглядело бы неуместно. К тому же Мария Федоровна, разумеется, была против, и Александр, возможно, вспомнив собственное детство, не решился разлучать мать и с младшими сыновьями тоже. И вместо Царского Села великие князья поселились в Гатчине, позже императрица планировала отправить их в Германию.