А следующий день выдался как на заказ. С утра пронеслась гроза, но после выглянуло солнце и принялось сушить все то, что намочил дождь. Природа была такой умытой, чистой и благоухающей, что хотелось просто гулять и наслаждаться… Что я, собственно, и сделала, вернувшись в Царское Село, как и просил меня Николай, пораньше.

Я в одиночестве шла по извилистым тропинкам, при этом зная, что я не одна в этом парке. Ну, конечно, белки и птицы не в счет… как и кошки. Николай говорил, что все его домашние любят кошек и вообще животных, так что те вечно ошиваются в окрестностях дворца в ожидании порции ласки или чего-нибудь вкусненького из кухни. Это было правдой. Кошек здесь, в парке, обитало несколько штук разной масти. И особенно приметен среди них был крупный серо-полосатый кот – он был удивительно уродлив. Череп его, видимо, от рождения, был деформирован таким образом, что глаза оказались расставлены слишком широко, почти под ушами, а переносица, вместо того, чтобы представлять собой выемку, выступала вперед в виде бугорка. Он хромал на заднюю лапу, а хвост его был переломан в нескольких местах. На него не возможно было смотреть без содрогания; впрочем, как большинство уродцев, он обладал своеобразным неуловимым очарованием. Этот кот, в отличие от других четвероногих обитателей парка, не подходил ко мне на «кис-кис-кис», а с достоинством удалялся, что говорило о его уме и врожденном аристократизме. Николай говорил, что это любимый кот его девочек…

Итак, я шла вглубь парка и вдыхала запах свежести, любуясь на умытые деревья. Земля была еще влажной, а с листьев то и дело срывались шальные капельки… Что направляло меня вперед? Наверное, какое-то наитие. Но вскоре я услышала голоса. Сделав еще несколько шагов, я послушно завернула туда, куда вела меня узкая дорожка – и вышла на полянку, щедро освещенную солнцем. И там моему взору предстала ну просто пасторальная картинка… Я увидела разом всех четырех малышек – великих княжон. С ними была неизменная для аристократических семей английская бонна, которая с чопорным видом следила за девочками, время от времени прикладывая к глазам лорнетку. Но мне до нее было мало дела. Я смотрела на девочек… Две из них (похоже, средние по возрасту) собирали полевые цветы и носили третьей (старшей), которая сидела тут же, на раскладном стульчике, и старательно плела венок, то и дело давая указания сестричкам, какой цветок ей принести. Самая младшая девочка – пухленькая и белобрысая, сидела рядом со старшей на расстеленном на траве толстом клетчатом пледе и гладила кота. Да-да, того самого полосатого уродца… Кот вальяжно лежал, вытянув лапы и показывая свое белое пушистое пузо.

Меня заметили почти сразу. Гувернантка тут же поспешно развернулась в мою сторону и поприветствовала меня любезной, но слегка настороженной улыбкой. Чего, мол, ждать от этой странной русской из будущего, к которой вдруг неожиданно стал благоволить русский царь. Девочки на некоторое время прекратили свои занятия и тоже стали смотреть на меня с приветливым любопытством.

Я немного растерялась. Ну не приходилось мне прежде иметь дела с маленькими девочками! Чтобы скрыть неловкость, одолевшую меня, я присела на корточки рядом с маленькой, с Анастасией.

– Это твоя кошечка? – спросила я.

– Наша, – ответила девочка.

– А как ее зовут?

В ответ трехлетняя малышка произнесла слово, похожее на «Вася».

– Вася, значит… Котик… А можно его погладить? – спросила я.

– Мозьна, – разрешила та.

Я опасливо погладила млеющего на солнышке кота, который в ответ на мою ласку только чуть приподнял свою уродливую голову и, равнодушно посмотрев на меня золотисто-желтыми прищуренными глазами, тихо мякнул.