По его виду сразу становилось понятно, что он очень долго собирался прийти ко мне, а потом еще какое-то время мялся у двери, не решаясь постучать. Но отчего-то меня несказанно обрадовал его визит. Словно подсознательно я ждала чего-то подобного.
– Я прошу прощения за поздний визит… – тихо произнес он, делая усилия воли, чтобы не выдать своего волнения, – Алла Викторовна… Не будете ли вы любезны прогуляться со мной по саду перед сном?
13 мая 1904 года, вечер. Царское Село, Александровский дворец.
капитан первого ранга Иванов Михаил Васильевич.
Господин фон Плеве оказался человеком хоть и неглупым, но, мягко выражаясь, упертым и зацикленным лишь на том, чтобы закручивать гайки до упора, держать и не пущать. А ведь в поддержании надлежащего уровня государственной безопасности – это только одна сторона медали. Или даже не сторона, а ее небольшой фрагментик. Как донести до сознания этого человека, что если преследовать за любую критику как за потрясение основ, то можно доиграться до тяжелых последствий – вроде крестьянских бунтов и революций? Бунт любого масштаба вообще-то должен считаться ЧП как минимум губернского уровня, с разбором полетов на уровне монарха, посадками и отставками. А если заметать мусор под ковер (как это делается сейчас), то не успеешь оглянуться – и здравствуй, Семнадцатый Год, сперва Февраль, а потом сразу Октябрь.
Конечно, императрица Ольга, когда придет к власти, эту лабуду сразу поменяет, ведь, как говаривал генерал Куропаткин в своей прошлой жизни: «…она у нас с краснинкой». Но сколько воды утечет до тех пор и сколько людей погибнет, в том числе и сам господин Плеве, которого эсеры уже собрались покритиковать при помощи динамита. А ведь это неправильно, когда динамит остается последним и единственным способом критики. Умные люди все понимают, но никто ничего не может изменить, потому что изменений не желает сам император Николай. А зачем менять, если пока все худо-бедно работает? Или все просто – не понимая в принципе, как функционирует государственный аппарат, Николай по максимуму пытается зафиксировать стабильность, достигнутую при прошлом царствовании. Недаром же и люди в его окружении – в основном из отцовской команды; но то, что работало при Александре Третьем, выглядит совершенно нежизнеспособным при Николае Втором. Десять лет у власти привели его к позору проигранной русско-японской войны, следующие десять лет приведут на порог абсолютно ненужной России Первой мировой, потом еще три года до Революций Семнадцатого года, еще год – и Ипатьевская Голгофа.
При всем при этом имеет место загадочный парадокс. Господин фон Плеве и его предшественники, закручивая гайки, создали фактически полицейское государство, где давление правительства на общество дошло до максимума. За малейшее проявление протеста против собственников предприятий, а также властей рабочих арестовывают, сажают в тюрьму и отправляют в ссылки. Если разобрать случаи протестов, бунтов и мятежей, то все они проистекают исключительно из мелочной жадности владельцев предприятий. Это только потом, когда ситуация уже накалена, к делу подключаются революционные агитаторы. Там, где люди довольны жизнью, им ловить нечего.
И в то же время контрразведка и режим секретности отсутствуют напрочь, иностранных шпионов развелось как тараканов у нерадивой хозяйки на кухне, а высших эшелонах нельзя плюнуть, чтобы не попасть в масона или агента влияния – по преимуществу французского, но попадаются и англичане. Каждая уважающая себя аристократическая семья, начиная с правящего семейства, стремится обзавестись для своих детей настоящей английской бонной. И это притом, что последние полвека викторианская Великобритания на случай возможной войны являлась вероятным противником №1. Что делать Стране, если элита сошла с ума и сама мастерит себе гильотину и воспитывает своих палачей?
Хорошо хоть фон Плеве понимал, с кем он сейчас разговаривает, иначе было бы недалеко до беды. |