Изменить размер шрифта - +

Через полчаса я вместе со всеми вновь подошел к машине, поднял из пыли мой велосипед и смог наконец вернуться к своим делам. Движение по дороге было восстановлено. Разбитую машину куда‑то увезли пограничники.

Происшествие было настолько странным, что о нем даже трудно было кому‑нибудь толком рассказать. Произошло что‑то… Но что именно? Кто пострадавший? Что за газ находился в баллоне?

Этого человека было очень жаль. Чем‑то он показался мне симпатичным. Ясный, прямой взгляд, черные с проседью волосы, хорошая улыбка. Может быть, он еще очнется, может быть, еще будет жив? Не хотелось думать, что этот человек – преступник, диверсант. Не верилось!..

 

III

 

Домой я вернулся часов в одиннадцать. Да, Сибиряка не было. Обычно он меня всегда встречал у калитки. Куда же запропастился песик? Я обошел весь двор, заглянул в каждый уголок, звал, манил… Пользы от Сибиряка было немного, но я привык к нему… Я открыл калитку и выглянул за ворота. Но и на улице собаки не было.

– Вы моего Сибиряка не видели? – спросил я у соседа, который в эту минуту возился у своих ворот. – Убежал куда‑то, бродяга.

– Нет, не видел. А давно он у вас в бегах?

– В пять утра еще крутился здесь. Я как раз отпирал ворота…

– В пять? Плохо дело!.. Я немного попозже встал. Выглянул из окна, а на том углу, как раз напротив овощного магазина, вижу – фургон стоит синий, с собачьей будкой. Он, верно, вашего Сибиряка и увез. Номера‑то на ошейнике не было?

– Не было… Жалко собаку!

– Да вы идите, идите, может быть, он еще жив. Рублей десять собачнику за труды заплатите – отпустит. Ему что, раз хозяин отыскался – отдаст.

Я смутно припомнил, где находится это самое страшное для собак место, и только уже за городом выбрался на верный путь.

Пожилая женщина, которая старательно мыла порог крайнего в городе домика – за ним начинались железнодорожные пути, – сказала:

– Собаки где ловленые? Вон за полем домик виднеется. Там их для института содержат, а каких и убивают.

Последние метры были очень неприятны. Я считал шаги… Вот низенькая хатка.

Навстречу мне вышел собачник, насмешливо посмотрел на меня. Понял, зачем я, понял, почему мне не по себе… А вокруг, скажу прямо, было весьма неприятно. Я, признаться, удивился, как город может такое терпеть у себя под боком: дышать было просто нечем…

 

– Собачку вам, значит? Так‑так… Не уберегли? Ну что же, чья пропажа – того и грех.

– Верните мне ее, пожалуйста!

– Вернуть недолго. В другой раз регистрировать будете, номерок вешать, согласно постановлению. Мы тоже полезное дело делаем.

Он провел меня во двор, в котором стояла распряженная лошадь, уткнувшая морду в охапку сена. Штук двадцать собак выло и прыгало в нескольких ящиках‑клетках.

– Я теперь больше для науки работаю, – говорил собачник. – Вот уж с неделю из института не приезжали, а пора бы, собак много собралось… Цыц, вы! – прикрикнул он на своих пленников. – Так, говорите, маленькая, серенькая?

Была такая, а как же. Да, вон… Не она?

– Нет, моя поменьше.

– Тогда смотрите, в глубине еще одна.

– Нет, нет…

И в этот момент я увидел Альму. Это была Альма, сомнений нет. Вот она внимательно посмотрела на меня и бросилась к сетке – узнала.

Когтями она зацепилась за проволоку, и сетка задрожала, загудела.

– Назад! – громко крикнул собачник. – Назад!

– Я возьму ее.

– Так она ж не ваша.

– Все равно.

Быстрый переход