– Думаю, одному из детей Наследия придется поехать с нами, – сказал Скендер Габриэле. – Без вашей помощи будет не так просто убедить власти переселить резервацию.

Габриэла кивнула, велела Аттиусу следовать за охотниками. Были ли для нее важны резервация и те, кто там жил? Нет. Но если ребенок Ясмин не сможет остановить Фонсо, то зараженные вирусом женщины пригодятся, чтобы создать новых претендентов, вскормить их, обучить и отправить на бой с новым правителем мира, с блудным сыном, который предпочел Наследию свой собственный путь…

– Все будет хорошо, – пообещала Габриэла Гектору, когда уехали охотники. – Мы восстановим Наследие и создадим новых детей. У нас еще есть время. У нас еще есть наши жизни…

Гектор не спорил. Не спорил, когда Мать говорила о возрождении Наследия, строя планы, на которые у Гектора не хватило бы и нескольких жизней. Не спорил, когда Мать отправила его на поиски других детей Наследия, за которыми может начать охотиться Фонсо. Они спрячутся, переждут смутное время, а потом все вернется на круги своя… Гектор хотел верить, что вернется. Каждый уцелевший из Наследия хотел…

Аттиус ехал с охотниками в резервацию, вспоминал, как появился на свет Фонсо, и надеялся, что ему самому никогда не придется сближаться с зараженной человеческой самкой, чтобы родился еще один претендент. Илир поступил так и умер. Эрбэнус поступил так и повторил судьбу Илира, своего друга. Это безумие, ошибка, едва не погубившая Наследие… И виной всему был не только Фонсо. Впервые за свою недолгую жизнь Аттиус усомнился в мудрости Матери. «Может быть, виной всему ее человечность? – подумал он. – Человечность, которой пропитана вся эта планета. Человечность, способная свести с ума и сделать сильных слабыми. Взять хотя бы детей Наследия. Генетическая память позволяет им рождаться идеальными сосудами истины. Но что происходит потом? Потом человечность пробирается к ним в сознание и сводит с ума. Иначе как объяснить поступки Илира и Эрбэнуса?»

– О чем думаешь? – спросил Прек, заставляя себя смотреть в глаза новому союзнику.

– Об ошибках, – ответил Аттиус первое, что пришло в голову, являвшееся отчасти правдой.

– О своих ошибках?

– Нет.

– Значит… о наших?

– Ты говоришь об охотниках или о человечестве в целом?

– Я говорю… – Прек вздрогнул, потому что Аттиус, не дожидаясь ответа, забрался к нему в голову и узнал все, что хотел.

Старый охотник крякнул и спешно поджал губы, словно это могло скрыть его мысли.

– Нет, думаю, ты не сможешь понять меня, – сказал Аттиус.

Прек кивнул и больше не пытался заговорить с ним. Никто не пытался. Охотники не разговаривали даже между собой. «Вот так уже лучше, – думал Аттиус. – Пусть держат при себе свою человечность и свои ошибки. Временные союзники. И временные правители…» Последние мысли относились к Габриэле, к Матери Наследия. Аттиус вспоминал свое поколение, погибших друзей, и гнев закипал в его груди. Гнев на Габриэлу. Если бы она уничтожила Фонсо, если бы не пыталась вырастить нового Первенца, то трагедии не случилось бы, а так… Нет, Аттиус не думал о революции, скорее, напоминал ребенка, усомнившегося в абсолютной мудрости родителей.

Лора Оливер. Когда Аттиус увидел ее, то она напомнила ему Клео Вудворт, но только в первое мгновение знакомства. Стоило ему заглянуть в ее голову – и мнение изменилось.