Будто слыша мои мысли, солдат резко передернул затвор. Поднял автомат к плечу. Прицелился…

Бежать, прыгать или уворачиваться уже не было сил. Все, что я еще мог, – это кое‑как стоять на ногах. Ну иногда еще делать шаг вперед.

– А‑атста‑авить!..

В самый последний момент из‑за спины солдата вывернулся человек с блеснувшими на плечах капитанскими звездочками и рванул автомат вверх. Короткая – три резких, отрывистых хлопка – очередь ушла в небо.

Я криво улыбнулся. Ну что, опять не повезло тебе, костлявая? Видимо, придется мне еще немного побегать на этом свете.

А капитан уже повернулся ко мне:

– Ты как там? Живой?

– Живой, – нехотя отозвался я. – Вроде бы…

А на вид так не совсем.

Я лишь пожал плечами. Что я мог на это сказать? Сам знал, что выгляжу не очень. Понимал, что сейчас больше похож на свеженького мертвяка, чем на живого человека.

– Ну заходи. – Капитан приглашающе махнул мне рукой. Повернулся. И, попутно отвесив увесистую оплеуху все еще переминавшемуся у него за спиной горе‑вояке, проревел: – Ас вами, засранцы, я еще поговорю!

Прохромав к воротам, я пропустил очередной выползающий наружу грузовик и вошел внутрь. Спустившийся со сторожевой вышки капитан уже ждал меня. Мы обменялись коротким рукопожатием.

– Привет, Алексей.

– Здравствуй, Володя. – Насколько же это легче – стоять, прислонившись к стене, чем просто давить ноги. – Что‑то давно я тебя не видел.

– Да, – капитан Дмитриев, тот самый, кому я два года назад спас жизнь, неопределенно махнул рукой, – я сейчас все больше на северных воротах стою. А ты же только на юг ходишь.

– Там работы больше. – Я вздохнул. – И опаснее.

– Вот и я о том же.

Мы помолчали минуту. Я – от усталости. А Дмитриев, видимо, просто не зная, что сказать. Мимо, по очереди выползая за ворота, медленно продвигались грузовики. Много грузовиков. Большой караван – десятка три машин или даже больше. Лет пять уже мы таких не собирали.

Переминавшийся с ноги на ногу Володька Дмитриев напряженно вздохнул.

– Ты прости того дурака. – Он махнул рукой в сторону возвышавшейся над пятиметровой стеной еще на добрых три метра сторожевой вышки. – Он у меня теперь до конца жизни будет сортир чистить и грехи замаливать.

– Да ладно… – Я невесело ухмыльнулся. – Пожалей пацана. Ну ошибся разок… Уверен, он уже сожалеет.

Володька недоверчиво прищурился.

– Ты что, за него заступаешься? Он же тебя чуть не подстрелил.

– Фигня. – Я вяло отмахнулся. – В первый раз, что ли. Да, наверное, и не в последний.

– Удивляюсь я тебе, Алексей. – Капитан задумчиво покачал головой. – Какой‑то ты словно не от мира сего.

– Я же чистильщик, – напомнил я, поглядывая в сторону уходящего к городу шоссе.

– И то верно…

И снова молчание. Не о чем нам с ним поговорить, Не о чем… А ведь когда‑то дружили. Выпивали вместе. Помню, я у него на свадьбе был. А потом… Потом я добыл свой кинжальчик, встретил мессию, познакомился с демоном…

И кончилась наша дружба.

Володька Дмитриев – человек, несмотря на свою службу, глубоко верующий. И водиться с предавшимся тьме противно его природе.

А я не собираюсь навязываться.

Меру своего долга каждый выбирает себе сам. И дружба – тоже понятие для каждого свое…

– Ну ладно, я, пожалуй, пойду. А то мне домой надо. Ира там, наверное, с ума уже сходит.

Капитан немедленно кивнул.