Кивнув, я уверенно шагнул вперед, выдвинул стул. Сел. Рукоять кинжала при этом ткнулась мне в бок, стрельнула холодными, замораживающими кровь мурашками. Несмотря на удушающую жару, неприятное ощущение. Я поморщился.

Хотя вводную обычно давал шеф, сегодня говорить первым начал Пащенко. Вообще‑то это вполне объяснимо – шеф за последнее время здорово сдал. Его старая рана упорно не хотела заживать. Ныла, сочилась сукровицей, пронзала болью при всяком неосторожном движении, принуждая Дмитрия Анатольевича постоянно разрываться между работой и больницей. Причем в последнее время, кажется, дела шли все хуже и хуже. Врачи настоятельно советовали шефу наконец‑то уйти на пенсию. И, похоже, он внял их советам, начав постепенно передавать дела своему заместителю.

– Для тебя, Суханов, есть работа…

И это тоже вполне предсказуемо. В конце концов, не для того же они меня сюда вытащили, чтобы предложить холодненького пивка. Причем если вызвали именно меня, то работенка наверняка будет еще та… Я облокотился на стол, закинул ногу на ногу и приготовился выслушать очередные плохие новости с нашего несуществующего фронта.

– В юго‑западной части города за Фимским карьером было обнаружено нечто довольно странное…

Юго‑запад. Что у нас там?.. Пригороды. Полузатопленный каменный карьер. Водохранилище. Лесопарковая зона – маленький островок дикой природы в пределах городских границ. И вдобавок старое кладбище… Красная зона.

Замечательно. Просто замечательно!

Пока я морщился, Пащенко продолжал вводный инструктаж, коротко и сухо обрисовывая цели и задачи предстоящей вылазки:

– Третья группа, проводя рядовой обход периметра, обнаружила в том районе многочисленные следы зилотов. Тварей явно десятка два, не меньше. Пришли откуда‑то с юга. Само по себе это уже тревожно – нам и своей нечисти по горло хватает без всяких там гастролеров. Но вдвойне плохо то, что, как выяснилось, вместе с бандой идет человек.

– Человек? – Ножки стула отрывисто грохотнули о пол, когда я рывком подался вперед. Вот уж что‑что, а это я ожидал услышать в последнюю очередь. – В смысле… живой?

– Ну да. – Пащенко неожиданно зло усмехнулся. –В смысле не мертвый. Не нечисть. Самый обычный живой человек.

– А точно не мертвяк? Все‑таки отличить живого человека от мертвого всего лишь по следам…

Вообще‑то тут я был немного не прав. Человека от мертвяка по следам отличить все‑таки можно. Ходячие трупы, особенно несвежие, при ходьбе обычно заметно подволакивают ноги, и от опытного глаза это не ускользнет.

Следовало ожидать, что именно в это меня и ткнут носом. И Пащенко открыл уже было рот. чтобы, несомненно, именно так и сделать. Но тут в разговор со свойственной ему бесцеремонностью влез Валерка Ветров – руководитель учебного подразделения, к которому по справедливости относилась и третья группа.

– Мертвые костры не жгут. – жизнерадостно сообщил он, – и со скуки художественной резьбой по дереву не занимаются.

Я нахмурился, уже начиная предчувствовать, что сегодняшний денек обещает мне неприятности куда более крупные, чем разгулявшаяся в пригороде стая ликантропов, как то было в прошлый раз.

– Что еще за резьба?

– А я почем знаю?.. Какой‑то придурок сидел позавчера ночью у костра – огонек, кстати, видели со стены часовые, но значения не придали, олухи, – и на досуге занимался тем, что вырезал из обломанной ветки какую‑то фигню. Когда вырезал – бросил в огонь. Только вот она не до конца сгорела. И стружки остались. Ну и следы еще – сапоги, старые уже, стоптанные и неоднократно чиненные. Короче, доказательств достаточно.

Я сидел и молчал.