– Алексей…

Я покачал головой.

– Шеф, это действительно опасно. Уж поверьте моему слову. И примите как данность: я не пойду.

Мой отказ шеф понял по‑своему. Всего лишь улыбнулся. Кивнул.

– Ну не сейчас конечно же. Отдохнешь недельку, подлечишься. Я подпишу тебе отпуск. А потом… Алексей, ты пойми: это по‑настоящему важное задание. Кроме тебя, с ним не справится никто. Василий Федорович прав: ты там побывал и вернулся. И я верю, что ты сможешь сделать это снова.

Ну вот Если бы я был параноиком, то решил бы, что они и в самом деле хотят меня угробить. Черт, ну как им описать, как передать словами то мрачное колючее чувство, охватывающее меня при одной только мысли о том районе? И то, как испуганно начинает бормотать инстинкт чистильщика, когда я всего лишь думаю о том, чтобы войти под крышу брошенных больничных зданий?..

– Нет.

Шеф замолчал на полуслове и удивленно взглянул на меня.

– Что значит «нет»? Ты хочешь сказать что‑то еще?

– Нет – это и значит нет, – фыркнул я. – А сказать хочу только одно…– Я проглотил неведомо откуда появившийся в горле ком. И отчетливо произнес: – Я подаю официальное заявление об отставке.

Ну вот и все. Нужные слова сказаны. Теперь уже будет легче. Теперь мне не придется колебаться и раздумывать. Осталось лишь убедить начальство, что это вовсе не шутка.

А ведь я их зацепил. Сразу видно, что они потрясены. Не только шеф, даже Пащенко выглядел удивленным.

– Но… – Шеф непрерывно моргал, глядя в мою сторону так, словно на плечах у меня неожиданно выросла вторая голова. – Ты же не можешь так просто уйти.

– Это еще почему? – Я недоверчиво прищурился. – Предписанные уставом три года я давно отработал. По оперативному стажу мне вообще уже можно на пенсию идти. По количеству дальних вылазок – тоже… Или, может быть, пока я бегал по старому городу, изменились законы и теперь всех желающих выйти в отставку чистильщиков сразу отправляют в расход?

– Но… почему, Алексей? – Видимо, шеф все еще ничего не понимал.

– А почему бы и нет, Дмитрий Анатольевич?.. – Я глубоко, до колющей вспышки боли в побитой спине вздохнул. – Почему бы и нет? В конце концов, что дает мне эта работа? Возможность прирезать на пустых улицах пару‑тройку мертвяков или поиграть в прятки со стаей оборотней? Риск, адреналин, шанс однажды оставить жену вдовой?.. Да не нужно мне все это! Тем более, если говорить откровенно, я больше не вижу в нашем деле смысла. Раз за разом мы побеждаем в отдельных битвах и стычках, но саму войну мы проигрываем. С каждым годом нечисти становится все больше и больше. С каждым годом не‑мертвые действуют все более нагло и решительно. Тьма наступает. И нашими исконными способами – мечом и пулей – ее все равно не остановить. Можно сколько угодно рубить ростки раз за разом возрождающегося зла, но его корни останутся в неприкосновенности. Мы проигрываем. И я чувствую, что конец совсем уже близок…

– И ты, значит, решил дезертировать? – перебивая, небрежно фыркнул Пащенко. – Зачем? Чтобы вовремя встать на сторону победителей? Или просто струсил?

Я не стал отвечать.

Зачем спорить с тем, кто заранее уверен в своей правоте? Он все равно не станет слушать и не воспримет никаких доказательств. Такой спор может окончиться только безобразной сварой, когда спорщики во все горло орут друг на друга, обвиняя во всех смертных грехах. Или дракой.

Ни то, ни другое меня не привлекало.

И потому в ответ на язвительные высказывания первого зама начальника Управления я просто промолчал.