– И все? Только ради этого он с тобой связался? Чтобы поболтать?

Я вздохнул. Похоже, пришло время поведать ту часть истории, которая мне не нравилась больше всего.

– Вообще‑то на самом деле он хотел переговорить с Еременко. И просил меня обеспечить встречу.

– И что ты?

Вялое пожатие плечами.

– Посодействовал, конечно. Как можно отказать такому человеку, если он просит?

Пащенко неодобрительно взглянул на меня. Нахмурился. Шеф же, наоборот, улыбнулся.

– Ну да, – пробормотал он. – Еременко казнили в прошлом месяце по приговору собора. А он, получается, не знал… Понятно… Все понятно.

– Знал – не знал. – Я снова передернул плечами. – Какая теперь разница? Я ему пулю прямо между глаз вогнал. Не о чем больше разговаривать.

– А зилоты? Алтарь?

Я поморщился.

– Алтарь где‑то там – в районе больничных корпусов. Точнее сказать не могу, потому что не видел.

– Но он точно существует?

– А вы когда‑то видели банду зилотов, состоящую более чем из пяти тварей, у которых не было бы алтаря? – Я постарался улыбнуться как можно более ехидно.

Вряд ли Пащенко вообще когда‑либо видел зилота. Они пришли в нашу область сравнительно недавно, а замначальника Управления в последний раз выходил на оперативную работу года три назад. В то время эти полулюди‑полумонстры были известны нам исключительно по коротким невнятным радиосообщениям из смежных восточных областей.

Пащенко пропустил мой язвительный намек мимо ушей.

– Его надо найти.

Я снова вздохнул.

– Послушайте. Я ведь вам серьезно сказал: этот район в высшей степени опасен. Настолько опасен, что нам следовало бы на картах отмечать его не красным, а черным. И рисовать череп с костями. Идти туда – значит нарываться на верную смерть. Особенно сейчас, когда в тех местах появилась еще и стая зилотов особей в сорок‑пятьдесят, не меньше. Вряд ли будет так просто отобрать у них этот алтарь.

– И тем не менее это нужно сделать, – тяжело выдохнул шеф. – Ты же знаешь, Алексей: концентрация тьмы вокруг нашего города и без того аномально высока. И если она вырастет еще…

Резко оттолкнув кресло, шеф с явным напряжением поднялся. Тяжело шагнул к окну. Краем глаза я заметил маленькое темное пятнышко, проступившее сбоку на его рубашке, – рана опять открылась, и боль Дмитрий Анатольевич наверняка испытывал адскую. Но внешне это почти не было заметно. Разве что бусинки испарины на лбу сделались крупнее да лицо немного побледнело.

Железный мужик. Я могу с ним спорить, препираться, ругаться. И даже (было дело) драться. Но при всем этом я не могу его не уважать и не восхищаться его характером.

– Никто не знает, к чему это может привести. Но очевидно, что ничего хорошего нам ждать не приходится. – Шеф повернулся ко мне. Вновь, как и не раз до этого, мы взглянули друг другу в глаза. И он снова отвел взгляд первым. – Вокруг слишком много тьмы, чтобы мы могли позволить ей бесконтрольно расти и дальше, – последствия могут быть самыми ужасными. Алтарь необходимо уничтожить.

– Это самоубийство, – устало повторил я. – Самое настоящее самоубийство. Ни один человек не выйдет оттуда живым. И даже если вы, Дмитрий Анатольевич, устроите массированный рейд, бросив на штурм медгородка сразу все оперативные группы, будьте готовы к тому, что домой не вернется добрая половина ваших сотрудников.

– Ну, вряд ли все так плохо. – Пащенко неожиданно усмехнулся. – В конце концов, ты ведь смог там побывать. И даже вернулся.

– Мне повезло, – абсолютно честно ответил я.