Я с силой сжал кулаки так, что занемели пальцы. Что ж, в этом нет ничего удивительного. Вряд ли инквизиция под руководством моего заклятого друга отца Василия упустит шанс вновь потрепать мне нервы.

– Это предупреждение?

– Нет. Это просьба быть более осторожным. Помни, Алеша: за тобой наблюдают. В нынешней ситуации тебе не дозволено совершать ошибки – достаточно будет всего одной, чтобы ты снова попал в инквизиторские подвалы…

Ирина беспокойно шевельнулась рядом со мной. Я успокаивающе взял ее за руку.

– Я всегда верила в тебя, Алеша. И не напрасно. В прошлый раз ты поступил абсолютно правильно, хотя и не все это поняли. Я верю, что на этот раз ты тоже не ошибешься, пусть даже выбор и будет нелегким.

Отставив в сторону опустевшую чашку, мать Ефросиния медленно поднялась. Сухонькая невысокая женщина в простом неброском одеянии монахини, чья внешняя сила никак не соответствовала силе внутренней.

Грани синего льда в ее глазах. Острые, как бритва, и хрупкие, как стекло.

– Удачи тебе, Алеша. Сделай то, что должен сделать. Докажи, что я в тебе не ошиблась. А я со своей стороны сделаю что смогу для того, чтобы инквизиция не слишком на тебя наседала.

– Ну спасибо, – только и смог выдавить я.

Мать Ефросиния грустно улыбнулась. Снова!

– Это я скажу спасибо, если ты сможешь остановить продвижение тьмы. До свидания, Алеша. Береги себя. И не беспокойся за Иринку – с ней ничего не случится.

Хотел бы я быть в этом уверен…

Я стоял перед ней, смотрел в пол, и в моей голове одновременно теснились сотни вопросов, которые следовало бы задать. Но я спросил лишь:

– Почему?..

Всего одно слово… Может быть, помог Божественный свет, или просто сказалась обычная человеческая мудрость. Но она поняла.

– Потому что я смотрела в твои глаза… – Мать‑настоятельница подняла сухонькую ручку и размашисто перекрестила нас с Ириной. – Благословляю вас, дети Божьи.

Хлопнула закрывающаяся дверь. В комнату вернулась проводившая настоятельницу Ирина. Позвякивая посудой, убрала следы недолгого чаепития, потом подошла и села рядом. Нащупала мою руку, погладила стиснутые в кулак пальцы.

Наверное, я ждал вопросов, просьб, требований. Ждал и боялся. Но Ирина после нескольких минут молчания лишь сказала:

– Поздно уже. Пойдем спать?

Обошлось без объяснений. Ура!.. Я торопливо кивнул. И устыдился своей непрошеной радости.

* * *

Ночь медленно отходит, уступая место раннему утру. Небо становится светлее. Тают рассыпанные в бездонной синеве гроздья созвездий. Далеко на востоке облака окрашиваются розовым сиянием, из которого медленно встает солнце. Его лучи расцвечивают тянущиеся до самого горизонта бесконечные крыши домов, скрывают многочисленные следы заброшенности и запустения, делают старую часть города неотличимой от чистеньких и ухоженных центральных улиц.

Красиво.

Но мне некогда любоваться красотами. Я должен наблюдать за перекрытым бесчисленными завалами проспектом, контролировать подходы к наглухо запертым городским воротам.

Я должен неотступно высматривать врага.

Отполированный сотнями касаний приклад установленного на треноге тяжелого пулемета привычно холодит ладонь. Сколько раз я уже стоял на этой вышке, до рези в глазах всматриваясь в даль? Не помню. Много.

Я привычно вглядываюсь в бесконечные ряды мертвых окон, лишь немногие из которых все еще сохраняют стекло.