– Я не флиртую, – сказал Лео. – Эта женщина – любовь всей моей жизни, мать моего ребенка. Мы не делаем ничего плохого, неужели вы не позволите нам провести несколько минут вместе?

Семья для итальянцев святое, они ценят ее превыше всего остального. Я увидела, как выражение лица охранника смягчилось.

– У вас есть бамбино? – спросил он у меня.

Я кивнула.

– Его зовут Анджело. Ему почти четыре года.

– Ладно, – сказал охранник, – когда я дежурю, можете встречаться за сторожевой вышкой в углу. Но только на моих дежурствах, ясно?

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Вы хороший парень, – добавил Лео. – Слишком хороший для такой работы.

– Мне надо кормить семью. Раньше мы голодали, – проговорил охранник. – У нас ферма. Немцы забрали весь наш скот и все оливковое масло. Проклятые немцы. – И он сплюнул. Потом огляделся по сторонам. – Только не говорите никому, что я это сказал.

У нас появился союзник. Мы встретились еще несколько раз, а потом Лео подошел к ограде с воодушевленной улыбкой на лице.

– Вот возьми. – Он вручил мне конверт.

– Что это? Любовное письмо?

– Нет, это твой билет на свободу, мой тесть прислал. Это приказ о моем освобождении и пропуск. Я отдаю его тебе.

– Не глупи, – сказала я. – Я не могу им воспользоваться, даже если бы захотела. Он же выписан на твое имя.

– Нет. Там сказано «освободить предъявителя сего». Вот ты и будешь предъявителем. Покажешь приказ коменданту лагеря, и тебя отпустят.

– А как же ты? Я тебя не брошу.

– Тебе и не придется. Я уже написал тестю; что один исключительно злобный охранник порвал пропуск и нужно поскорее прислать мне новый. Так что к концу недели я отсюда выйду.

Держа в руке конверт, я не сводила с него глаз.

– Давай, – сказал он, – иди, не откладывай. До темноты успеешь добраться в Стрезу, там договоришься о лодке – тебе ведь обязаны вернуть все твои вещи. На всякий случай: фамилия моего тестя – Антонджовани. Он – в дружеских отношениях с верхушкой немецкого командования в Италии.

– Лео, – все еще колебалась я, – я не могу тебя оставить.

– Я не воспользуюсь пропуском, пока ты здесь, – заявил он. – Хочешь, чтобы из за твоего упрямства мы оба умерли тут от холода и болезней? – Его голос смягчился. – Пожалуйста, уходи. Я и так причинил тебе достаточно боли. Позволь мне сделать для тебя хотя бы это.

– Ты не причинил мне боль. Ты дал мне больше счастья, чем можешь себе представить. Анджело – самое лучшее, что случилось со мной в жизни. И ты сам… я даже передать не могу, как прекрасно, что мы встретились и что мы есть друг у друга.

Он протянул руку сквозь колючую проволоку.

– Ты – любовь всей моей жизни. Честное слово, я найду тебя, где бы ты ни была. А после войны мы уедем куда нибудь вместе – в Австралию или в Америку, – начнем там все сначала и будем счастливы.

Я тоже просунула руку через колючку, и наши пальцы едва едва соприкоснулись.

– А Анджело?

– Боюсь, мы не сможем взять его с собой. В конце концов, он же наследник. Наследник должен быть всегда, и раз я дезертирую с этого поста, его придется занять моему сыну. Но мы с тобой… у нас же будут еще дети, правда?

– Конечно, да, – ответила я.

– Я не говорю тебе «прощай», аморе мио . Я скажу аривидерчи, оревуар, ауфвидерзейн … до новой встречи. Будь сильной. Моя любовь с тобой.

Он поцеловал губами воздух, и я ответила ему тем же. Кончики наших пальцев соприкоснулись в последний раз.