Какую бы мы ни давали политическую оценку сорокалетней истории социалистического содружества, есть явления, которые не нужно перечёркивать. Сегодня и в Венгрии, и в России мастерам искусств ох, как непросто конкурировать с гигантами, монополистами массовой культуры, среди которых русских и венгров немного, всё больше – англоязычные господа… А ведь было время, когда мэтров венгерского кино и театра в СССР знали лучше, чем заокеанских звёзд. Гастроли случались регулярно, и залы не пустовали. Даже крупные венгерские политики рапортовали о театральных делах как о высокой материи: «Для венгерских творческих работников – писателей, музыкантов, художников и деятелей других областей искусства – очень многое значит искренний интерес и дружеский приём со стороны советской общественности. Приведу лишь один пример: в нынешнем театральном сезоне в ста двадцати восьми театрах Советского Союза исполнялись пьесы венгерских авторов, труппы нескольких венгерских театров гастролировали в СССР, где были встречены как друзья, с большими симпатиями, и можно с удовлетворением сказать, что их игра имела большой успех», – говорил глава венгерского государства 31 мая 1979 года. И он не преувеличивал, в СССР многие венгерские пьесы шли с успехом, даже становились театральными легендами.

В 1975 году в Национальном театре Будапешта состоялась премьера «Ревизора» в постановке Г. А. Товстоногова, который к тому времени уже приобрёл прижизненную славу театрального классика. Товстоногов был создателем одной из незабываемых театральных легенд России – ленинградского Большого драматического. В роли Городничего на сцене будапештского театра командовал парадом ленинградский актёр Кирилл Лавров.

Ленинградцы приобщали Будапешт к русской классике, а Венгрия кружила головы запахами новейших европейских театральных блюд. В Ленинграде Товстоногов ещё в 1971 году поставил венгерскую пьесу, которая станет для него прорывом к весьма экзотичному для советской публики театру абсурда. Режиссёр интересно рассуждал о русской и венгерской публике:

«В нашем театре когда-то была поставлена пьеса венгерского драматурга Эркеня «Тоот, другие и майор». Пьеса мне глубоко симпатичная – и по тенденции, и по форме. Но у широкого зрителя она не нашла того отклика, который, на мой взгляд, должна была найти. Почему? Видимо, эстетически наш зритель пропустил в истории мирового театра важный момент, который бы позволил ему быть подготовленным к эстетике такого рода. Я имею в виду хотя бы театр абсурда. Как бы он ни был нам чужд по своей философской позиции, эстетически это – страница, которую наш зритель не прошёл. А «Тоот, другие и майор» – пьеса, полная антифашистского темперамента, по эстетике построена как раз по этому принципу. И зритель недоумевал, особенно – в финале, когда герои пьесы обсуждают: «Ты разрезал его на три части или на четыре?» – «На четыре». В зале не знают, как к такому относиться: вроде была комедия, а тут человека разрезали на четыре части… Когда же мы показывали этот спектакль в Будапеште (там авторов подобного толка много, зритель к эдакому действу эстетически более подготовлен), то и на сцене сразу родилось море импровизации. Учтите – при языковом барьере! Потому что спектакль творил зритель. Увы, подобного спектакля ленинградцы не видели…».

Иштван Эркень. Мемориальная доска

Взыскательный Товстоногов не считал спектакль вполне успешным. И всё-таки многим запомнился Николай Трофимов в роли майора – смешной и жутковатый, роботообразный фашист, панически боящийся бомбёжек. В московском театре «Современник» эту роль играл Олег Табаков, с тех пор много работавший в Венгрии и как актёр, и как режиссёр (он поставил несколько спектаклей в городе Веспреме). На спектаклях присутствовал автор – Иштван Эркень.