|
Всего полчаса назад она поступила так, как считала правильным, а сейчас жаждала близости с Гордоном больше всего на свете. Он хотел, чтобы она пришла к нему сегодня, и дал ей понять это. Во всем, что касается женщин и секса, Гордон, очевидно, был настолько уверен в себе, что прямо говорил, чего хочет. Не просил, не убеждал, а чуть ли не приказывал. Без сомнения, он был очень противоречивым человеком, еще вчера — нежным и деликатным, а сегодня — дерзким и властным. Но в одном отказать ему было нельзя: в умении обольстить женщину, доставить ей удовольствие.
В ночь их первой близости Гордон сумел заставить ее стонать от страсти, хотя Дженнифер поначалу была насмерть перепугана. Он точно знал, какая ласка, какое прикосновение смогут заставить ее потерять разум, и весь его сексуальный опыт был почерпнут отнюдь не из книг. И все же ей не давала покоя мысль: если у него на уме только секс, почему Гордон не попытался уговорить ее лечь с ним сегодня, хотя ясно дал понять, что желает этого? И тут ее осенило. Гордон определенно желал ее и, конечно же, знал, как добиться своего, но не сделал этого. Ему нужно было не только ее тело. Сама не зная почему, Дженнифер теперь не сомневалась в этом. Она набралась решимости и, дрожа от неуверенности и нетерпения одновременно, вышла в коридор. Дверь комнаты Гордона была открыта. Если он уже успел заснуть, она просто вернется назад и ляжет в постель. А если нет, то пусть будет, что будет… Дженнифер застыла на пороге, глядя на спящего мужа. Лунный свет, пробиваясь сквозь прозрачные занавески, падал на его лицо. Она немного успокоилась, но по-прежнему не двигалась с места, поражаясь собственной смелости. Однако, судя по всему, ее порыв пропал даром. Огорченно вздохнув, Дженнифер повернулась, чтобы уйти… Гордон так и не понял, что разбудило его. Но когда открыл глаза, Дженнифер уже выходила в коридор. Он остановил ее, крикнув первое, что пришло в голову: — Не делай этого! Бесцеремонность окрика заставила Дженнифер так резко обернуться, что волосы, собранные на затылке, рассыпались по плечам. Не совсем уверенная в истинном намерении мужа, она безуспешно пыталась разглядеть лицо Гордона в темноте и, наконец, робко шагнула вперед. Он, молча, следил за ней. На Дженнифер была только шелковая ночная сорочка, едва доходящая до середины стройных бедер. Гордон подвинулся и откинул простыню. Дженнифер поколебалась и села на край кровати, расширенными от смущения глазами вглядываясь в мужа. — Ты какой-то странный. В чем дело, Гордон? — Я такой, как всегда. Просто мне покоя не дает вот эта шелковая штучка, которая надета на тебе. Она выглядит чистейшей воды провокацией. Но я могу ошибаться. — Ты ошибаешься. — В чем? — спросил Гордон с мольбой во взгляде. — В чем? Я обязательно должна ответить? — Да, — произнес Гордон, сжав ее пальцы. — Это твой дом. И ты имеешь полное право сказать мне, что… Его мягкий голос, великодушная покорность, готовность сдержать себя, если она скажет «нет», показались Дженнифер более провоцирующими, чем что-либо на свете. Ответ мог быть только один — правда. — Не знаю почему, — тихо произнесла она, наконец, — но сейчас я волнуюсь куда больше, чем в тот раз. Гордон сумрачно улыбнулся и погладил ее по щеке. — Представь, я тоже. За этим последовало долгое молчание. Оба не шевелились, если не считать того, что Гордон осторожно ласкал большим пальцем нежную шею Дженнифер. Они понимали, что сейчас, в следующее мгновение им предстоит сделать вполне обдуманный, сознательный шаг по неведомой обоим и, возможно, чреватой опасностями дороге. — Думаю, справедливо будет предупредить тебя, — тихо сказал Гордон, нежно привлекая ее к себе, — что сейчас мы рискуем куда больше, чем раньше. |
