А Захар Захарович рявкнул:

– Колосов, иди сюда!

Народный артист и кавалер отвел студента в безлюдный торец коридора и с шипящим возмущением спросил:

– Ты понимаешь, что ты наделал, обормот несчастный?

– Я никого не убивал, – без всякого выражения твердо сказал Дима. – И пока прохожу у них как свидетель.

– Именно пока! Убивал не убивал – какая разница! Вдруг посадят, а у меня три премьерных спектакля подряд. А ты без дублера! – Захар малость успокоился и заботливо поинтересовался: – Тебя посадят?

– Вам полковник Лапин позвонил? – вопросом на вопрос ответил Дима.

– Лапин или не Лапин – уже не помню. Но какой то полковник.

– Ему лучше знать: посадят меня или не посадят. У него надо спрашивать.

Захар Захарович опять взвился:

– И спрошу, нахал ты эдакий! И спрошу!

Он развернулся и зашагал прочь. Группа, которая осторожно подступала к торцу коридора, в деланом испуге прижалась к стенам, пропуская разгневанного мастера.

Первыми, как бы по праву некоторого соучастия, подошли к Диме Наталья и Алексей, который мягко поинтересовался:

– Ну и что он?

– В горе от того, что меня посадят.

– Вот уж не думала, что наш Захар такой сердобольный! – изумилась Наташа.

– А ему в спектакле заменить меня некем, – завершил незаконченную фразу Дима.

– В ментуре то у тебя что? – спросил Леха.

– А черт их знает!

Группа была уже рядом, слушала непонятный разговор. Когда же возникла пауза, ее прервал радостный вопрос Ксюшки, партнерши Димы по спектаклю:

– Дима, а какие чувства возникают у человека после того, как он убил?

Алексей глянул на Ксюшку и повертел пальцем у виска:

– Знал, что кретинка, но не до такой же степени.

Но Ксюшка, поблескивая азартными глазами, пояснила:

– Ну, конечно, ты не убивал! Но чувства человека, обвиняемого в убийстве…

– Ты чего несешь, метелка? – взорвавшись, злобно перебила Наталья. Но готовый у нее уже монолог не дал произнести Захар Захарович, спешной иноходью приближавшийся к ним. Подошел, удавьим взглядом окинул всех и приказал:

– Ну ка все в аудиторию.

– А до начала еще двадцать минут! – напомнила нахальная Ксюшка.

– Тогда в буфет. А ты, Дима, останься.

Они смотрели, как группа удалялась, на ходу что то оживленно обсуждая. Ребята размахивали руками, иногда притормаживали, сбиваясь в кучку, но уходили, уходили.

– Я только что позвонил одному своему знакомцу, первому теперь адвокату на Москве, – сказал Захар Захарович. – Он дал согласие защищать тебя.

– Незачем меня защищать. Я свидетель.

– Сегодня свидетель, а завтра…

* * *

…Скульптурный юноша подхватил девицу в лифчике и шортах под мышки и вознес к себе на пьедестал. Она обеими руками обхватила его за шею.

ДЕВИЦА. А я его старым хреном обозвала. Ужель он прав, и он – гений?

Скульптура деловито расстегивала на ней лифчик.

Пошел занавес. Ксюшка, пряча мелкие титьки в лифчик, плачуще спросила:

– Ты зачем меня за сосок дернул? Больно же!

– А ты зачем меня в прошлый раз изо всей силы по бубенцам ударила?

– Я же по роли, Дима!

– А я сымпровизировал, чтобы узнать, какие чувства возникают у человека после того, как его дернули за сосок.

– Балда! – отметила Ксюшка.

За занавесом гудели аплодисменты. Захар Захарович обнял их за плечи и сообщил как нечто ошарашивающе неожиданное:

– Сейчас все подойдут, и на первый выход!

– Захар Захарович, ну не могу я в этом водолазном скафандре публике кланяться! Можно, я переоденусь? – взмолился Дима.