Куда сегодня подадимся обедать? В «Звездочку»? Пойдем с нами, Клава?
— Спасибо, — сказала она, но как-то так, что было не понять, пойдет или нет.
Сначала, когда Ирина и Клава только начали работать в одном отделе, они обедали вместе. Заваривали чай, выкладывали на стол свертки с едой. И как-то так выходило, что обед Клавы был скромнее, но вкуснее: картошка, пироги, вареники. Ирина, чтобы не отстать от подруги, стала приносить икру, консервы, конфеты. С одной стороны, она стыдилась своего достатка, с другой — не хотела оставаться в долгу перед подругой. В кафе тоже почти всегда платил Тищенко, и Клава перестала ходить с ними.
Тищенко молча разглядывал ее чертежи. Быстрым движением взял карандаш, положил на ватман несколько штрихов.
— Я эту стену перенес бы сюда, — сказал он. — Тогда вся сантехника разместится здесь. И не потребуется дополнительных отводов для вентиляции.
— Боже мой, как просто! — удивилась Клава. — А я думала, думала…
— Все думаем. Я споткнулся позавчера, — признался он. — И тоже ничего не придумал. Ходил, а в голове засело, о другом думать мешало. И только сейчас… Так что это не экспромт. Экспромт тогда хорош, когда над ним неделю помучаешься. — Он положил карандаш и оглянулся. — Пойдем, Сергей, познакомишься с выводами комиссии, там немного изменили техническую задачу…
— Действительно оригинальное решение, — не отрывая взгляда от чертежей, сказала Клава, когда они оба вышли. — Нет, Ирка, шеф у нас гениальный.
Ирина пристально посмотрела на нее.
— Подхалимов, по-моему, и без тебя хватает.
— А я и не думаю льстить. Вверх я не лезу, так что подлизываться мне нужды нет. А когда смотрю на твоего благоверного, то думаю, что, может, только он один здесь… по призванию, не за зарплату.
— Он просто делается больным, если у него чего-то не получается, не додумает до конца. Его ли это работа, чужая ли, а уж раз втравился в нее, то доберется до сути. Только мне иногда кажется, что как раз за это-то он и поплатится. Не все любят, чтобы добирались до сути.
— Не преувеличивай.
— Боюсь, что преуменьшаю.
Какое-то время работали молча, каждая думала о своем.
— Мда-а, пошел Сергей в гору, — как-то невыразительно сказала Клава.
Ирине послышались в ее словах не то зависть, не то сомнение, и она встала на защиту:
— Разве он не заслужил?
— Заслужил. Хотя… Таких проектов навалом в этих шкафах, да и в тех, что стоят в коридоре на третьем… И в подвале.
— Не таких. Ты видела его проект?
— Разве я говорю, что плохой? Не в этом дело, сама знаешь. Поддержка есть у парня — вот что важно. Земляка-шефа. А прежде всего твоя.
Ирина отложила резинку, которую держала двумя пальцами, посмотрела на Клаву удивленными глазами: большие, темно-карие, они сейчас около зрачков посветлели, словно в них брызнули зеленой краски, и выражали такое изумление, будто бы Клава пришла в краденом или собиралась что-то украсть.
— Моя?!
— А то чья же, — спокойно возразила Клава. — Тищенко же сказал: прожужжала все уши.
— Он… знаешь, какой-то не похожий на других. Скромный, стеснительный, вежливый. Всем помогает… Разве не так?
Клава подняла голову, молча посмотрела на Ирину. С ее лица исчезло выражение ироничности, теперь оно стало серьезным, постарело.
— Пожалуй, правда, — сказала она. — Хотя иногда мне кажется, что его скромность — как модный галстук. |