Старожилы утверждали, что очередь сержанта давно прошла, но он номер ее
твердо не запомнил и вот живет, значит, под скамейкой и с голоду не
помирает, потому как есть подозрение: во фляге у него не просто питье, а
питательная смесь, пущай и скотская, но он навычен к ней.
x x x
Тот день в военкомате выдался особенно веселый. Уныние и тоска
развеялись явлением народу еще одного занятного персонажа.
В дверях возник и встал на пороге, небольшого ростика, в фуражке, по
случаю ветра на улице зацепленной узеньким ремешком за узенький же
подбородок, человек со впалыми щеками, впалой грудью и вроде бы вовсе без
тела, но с длинными руками и круглым ноздрястым носом. Поверх обмундирования
на нем было надето демисезонное пальто, в кармане которого торчала бутылка,
заткнутая бумажной пробкой. Он ее, бутылку, придерживал рукой, чтобы не
вылилось. Пошатавшись возле дверей, пришелец вдруг пронзительно, каким-то
все еще находящимся в переходе, не переломившимся еще, парнишечьим голосом
прокричал:
Весна пришла, победа наступила
И всем народам радость принесла.
Певец победоносно озрел публику, которая уж привыкла в военкоматном
сидении и на боевом пути к выступлениям разных певцов, посказителей, поэтов,
фокусников, кликуш и всяких разных придурков. Особого восторга народ не
выразил, но бутылкой кое-кто заинтересовался. Мужичок-парнечок набрал в
грудь воздуху и провозгласил истошным голосом:
-- Здрасте, товарышши победители ненавистного врага!
-- Здорово ночевал! -- вразброс откликнулись от порога и из "залы".
-- Бодрости не слышу. Здрасте, товарышши!
-- Сбавь натуг, а то обсерешься, -- посоветовали ему.
-- А поди-ка ты отселе, командир! -- заворчал Ваня Шаньгин. -- Двери
притвори -- не лето... холодом ташшы-ыт по ногам. Закурить давай!
-- Есть притворить дверь! -- Мужичок потянул на себя дверь и пошел по
спирали человеческого круга, толкая в народ сухонькую, но довольно крепкую и
цепкую руку, церемонно представляясь: -- Спицын. Федя. Спицын. Федор.
И когда пожал те руки, какие мог достать, окинул залу взглядом:
-- Загорам?!
-- Загорам, загорам. Ты закурить давай!
-- Ето можно. Ето счас!
-- И Ване Шаньгину выпить поднеси! Всем не хватит. Он тут оборону в
одиночку держит. Врага счас токо смял...
Ваня подвинулся. Федя сел подле него и протянул бутылку. Тот, вышатывая
пробку клыком, не то спросил, не то утвердил:
-- Пе-пехо-ота?
Федя охотно приложил к фуражке руку, снова звонко, будто пионер,
выкрикнул:
-- Старшина отдельного саперного батальона Федор Фыфыч Спицын. Ха-ха!
-- Бра-ата-ан! -- раздалось встречно, и с лестницы кубарем покатился
усатый грубиян сапер и чуть не свалил Ваню Шаньгина, страшно испугавшегося
за бутылку -- к груди, будто младенца святого, он ее придавил. |