Но как бы ни была
тварь умна и коварна, все же человек -- тварь еще более умная и коварная.
Я отослал жену с ребенком ночевать в родительский дом, поставил
консервную банку к стене, в нее опустил хлебную корку, чуть раздвинул
занавеску на переборке и сел на кровать, упрятав заряженное ружье под
одеяло. Свет на кухне мы уже давно не выключали из-за крысы. И вот явилась
она, обозначилась привычными звуками, взбираясь на стол, царапала ножки
острыми когтями, оттуда -- на подоконник, зазвякали баночки, -- и к чугунку.
Ах уж этот чугунок! Но о чем думала крыса, как проклинала она чугунолитейную
промышленность, знать нам не дано, и со стола заметила на полу консервную
банку. Всякий изредка возникающий в жилище предмет шмара немедленно
обследовала, пробовала на нюх, на зуб, испытывала когтями.
Я разбил ее дробью так, что выплеснулось на стену. Я отскоблил пол и
подтесал топориком бревно, но в полусгнившем дереве все зияла отметина со
впившейся в нее дробью.
-- Живите теперь спокойно, -- сказал я жене утром.
-- О-ох, не к добру все это, не к добру. И покой нам только снится,
вычитала я в одной книжке.
x x x
Н-нда, вещий язык у моей половины, вещий! Беда надвигалась на нас
совсем не с той стороны, откуда мы ее могли ждать. На очередном медосмотре
зацепили меня врачи и отправили на рентген. У меня открылся туберкулез,
предпосылки к которому были всегда, предупреждали еще в госпитале врачи, да
давно забыл я и про госпиталь, и про врачей всяких. Меня немедленно уволили
из горячего цеха и сделали вид в вагонном депо, что работы, кроме как
учеником плотника с окладом двести пятьдесят рублей, двадцать пять по новому
курсу, для меня никакой нету. Похорукий детдомовец, отпетая пролетарья, я с
месяц поучился на плотника, бил чаще не по гвоздю, а по плотнику и стал
назначаться на вспомогательные работы: убирать мусор, выскребать краски,
мыть шваброй полы в душевой. Однажды, работая в колесном парке с таким же
умельцем, как я, заправил подъемник под колесную пару, напарник мой без
команды нажал на кран воздуходувки и раздавил мне до кости палец.
Меня какое-то время продержали на больничном. Я поднажал в школе, меня
пообещали перевести в девятый класс, там уж и до десятого рукой подать, а с
десятилеткой я -- ого-го-го, хоть куда. Днями я сидел дома с ребятишками, и
однажды постучали в дверь и вошли люди конторского вида. Двое. Они
внимательно осмотрели избушку, меня с завязанной рукой, ребятишек и,
потупившись, сказали, что нам необходимо выселиться.
-- Куда? -- спросил я.
Конторские люди объявили, что не знают куда, но от железнодорожной
трубы будет прокладываться канава для укладки городских сточных
канализационных труб и канава та, по плановому чертежу, проходит аккурат по
нашему флигелю, который давно уже ни в каких реестрах и прочих деловых
документах не числится. |