Увлекаемый толпой, Юлий вдруг увидел огромное помещение, стены которого были изо-гнуты и освещались неверным светом. По правде говоря, он увидел
только часть прохода, по которому должна была пройти чернь. И в тот момент, когда по этому проходу двинулся Юлий, в обрамленном далеком
пространстве появился сам Акха – высоко над головами людского сборища.
Юлий уже не слышал, что говорил ему Киале. Взор Акхи был устремлен на него, чудо-вищный дух тьмы внезапно обрел зримые черты.
Гремела музыка – пронзительная, подстегивающая нервы. Она играла для Акха, который стоял, огромный и недоступный, с гневом во взоре. Его
невидящие каменные глаза видели все. С губ его стекало презрение.
Ничего подобного Юлий не видел в своей безмолвной пустыне. Колени его задрожали и могучий голос внутри него, голос, совершенно непохожий на его
собственный, воскликнул:
– О, Акха, наконец, я верю в тебя! Ты – властелин мира! Прости меня, позволь мне быть твоим слугой!
И все же, вместе с этим голосом, который молил, чтобы его поработили, звучал другой, бо-лее трезвый. Он говорил:
– Народ Панновала должен понять великую истину, которой следует проникнуться, покло-няясь Акхе.
Он удивился противоречивым чувствам, обуревавшим его, причем острота противоречия не уменьшалась, когда они вошли в помещение и высеченный из
камня бог стал виден лучше. Нааб говорил:
– Мы не должны оставаться безучастными зрителями в битве между Небом и Землей.
Сейчас он почувствовал, как эта борьба идет внутри его самого.
Игры были захватывающими. За состязаниями в беге и метании копья последовали высту-пления борцов, в которых принимали участие люди и фагоры.
Причем у последних рога были ампутированы. А затем началась стрельба по летучим мышам, и Юлий, отбросив на время свои благочестивые мысли, стал
с интересом наблюдать. Он боялся летучих мышей. Высоко над го-ловой потолок Река был унизан пушистыми тварями, которые размахивали своими
крыльями в перепонках. Лучники выходили на арену и по очереди выпускали в летучих мышей стрелы, к которым были прикреплены шелковые нити.
Пораженные стрелами мыши падали вниз и служили трофеями счастливцам.
Победителем оказалась девушка. На ней было прекрасное одеяние, плотно охватывающее ее шею и свободными складками падающее вниз. Натягивая лук,
она тщательно прицеливалась и сбивала одну мышь за другой. Волосы у нее были длинные и темные. Звали ее Искадор. Толпа бурно ее приветствовала и
казалось, никто больше не радовался ее победе, чем Юлий.
Затем были бои гладиаторов – мужчины против мужчин, мужчины против фагоров. Кровь и смерть заполняли арену. И все это время, даже когда Искадор
натягивала свой лук, изгибая свой прелестный стан, даже тогда Юлия не покидало ощущение радости от обретения чудесной веры. Он как должное,
принял наполнившую его сумятицу чувств, которая должна была усту-пить место спокойной вере, приходящей вместе с умудренностью жизни.
Он вспомнил легенды, которые слышал, сидя у отцовского костра. Старшие рассказывали о двух часовых в небе, и о том, как люди однажды оскорбили
Бога Небес, имя которому было Вутра. И поэтому Вутра перестал обогревать землю своим теплом. Сейчас часовые ждали того момента, когда Вутра
вернется, чтобы снова с любовью посмотреть на землю: может, люди стали вести себя лучше. И если бы он убедился, что дело обстоит именно так, он
положил бы конец этим холодам.
Что же, Юлий должен был признать правоту слов Сатаала: его народ дикари. Если бы это было не так, разве позволил бы его отец утащить себя
фагорам? Да, в сказаниях должно быть зерно истины. Поскольку здесь, в Панновале, существовал более аргументированный вариант сказания, Вутра
оказался просто мелким божеством. |