|
Поскольку здесь, в Панновале, существовал более аргументированный вариант сказания, Вутра оказался просто мелким божеством. Но он был мстителен, и в небесах ему жи-лось свободно. И именно из небес исходила опасность. Акха был великим земным богом, пра-вившим в подземелье, где человек чувствовал себя в безопасности. Двое часовых не были благо-склонны к людям; поскольку они находились на небе, то они принадлежали Вутре и они могли напасть на человечество. Заученные стихи стали приобретать смысл. От них исходил свет истины. И Юлий с удо-вольствием стал повторять про себя то, что раньше заучивал так неохотно, устремив при этом свой взгляд на Акху. Небеса вселяют напрасные надежды, Небеса не знают границ. От всех их напастей и бед Вас защищает земля Акха над нашими головами. На следующий день он со смиренным видом предстал перед Сатаалом и сказал, что обра-тился в новую веру. Барабаня пальцами по коленям, Сатаал обратил к нему свое бледное обрюзгшее лицо. – Как ты обратился в новую веру? В эти дни ложь наводнила Панновал. – Я взглянул в лицо Акха. Впервые я увидел его так отчетливо. Сейчас мое сердце открыто. – Еще один лжепророк арестован на днях. Юлий ударил себя кулаком в грудь. – То, что я чувствую внутри себя, не ложь, отец. – Это не так просто, – заметил священник. – Нет, это очень просто, и сейчас все станет очень легко! – Он упал к ногам священника, рыдая от охватившей его безумной радости. – Ничто не может быть просто. – Повелитель, я всем обязан тебе. Помоги мне. Я хочу быть священником, как и ты. В течение следующих нескольких дней Юлий бродил по темному лабиринту переходов. Он уже не чувствовал себя подобно заключенному, брошенному во мрак подземелья. Он находился в благословенном месте, защищенном от всех жестоких стихий, которые сделали его дикарем. Он понял, какое это блаженство – жить в теплом полумраке, без восходов и закатов, без дней и ночей, без свежего дыхания ветра… Он понял, как прекрасен Панновал со всей его подземной архитектурой. В течение столе-тий пещеры украшались росписями художников, резьбой по камню, причем многие фрагменты повествовали о жизни Акха и тех битвах, в которых он принимал участие, а также о будущих сражениях, которые он будет устраивать, когда люди поверят в его силу. Там, где картины стер-лись, поверх их были написаны новые. Художники постоянно были за работой, часто с опасно-стью для жизни взгромоздившись на леса, которые, подобно скелету какого-то мифического длинношеего животного, поднимались вверх, к самой кровле. – Что с тобой, Юлий? Ты ничего не замечаешь вокруг, – сказал Киале. – Я хочу стать священником. Я так решил. – Но они не позволят стать священником тебе, человеку со стороны. – Мой учитель обратился по этому поводу к властям. Киале задумчиво потрогал себя за нос. Глаза Юлия настолько привыкли к вечному полу-мраку, что он мог замечать любое изменение лица своего друга. Когда Киале, не говоря ни слова, шагнул вглубь своей лавки, Юлий последовал за ним. Киале положил руку на плечо юноши. – Ты хороший парень. Ты напоминаешь мне Усилка. Но мы не будем говорить об этом… Послушай меня: Панновал уже не тот, каким он был, когда я был мальчишкой и босиком бегал по его базарам. Я не знаю, что случилось, но мира уже нет. Все эти разговоры о грядущих пере-менах, на мой взгляд, ерунда. Даже священники принялись за это дело, с пеной у рта доказывая необходимость перевоспитания и самоусовершенствования. По-моему, от добра добра не ищут. |
