Повторяет утешения, будто поет колыбельную.
– Как здесь мило, – говорит он, и я резко выхожу из своей апатии и вдруг вижу, что мы сидим на скамейке, и я совершенно не помню, как мы сюда добрались.
– Я каждый день обедаю здесь, – говорю я. – Хлеб с отрубями и сыр. Яблоко, грецкие орехи и термос с чаем.
– Правда? Здорово.
– Напомни, как ты сюда попал? – я поднимаю на него глаза, будто вижу впервые за сегодняшний вечер.
– Я был у здания правительства на протесте против закрытия почтовых отделений, но решил заскочить к тебе, на всякий случай…
– Какое совпадение, – говорю я, вытирая глаза.
– Полин посоветовала не вмешиваться, ты ведь теперь взрослая и можешь принимать решения самостоятельно. – Он смотрит на меня вопросительно: – Думаешь, мне не надо было вмешиваться?
Я качаю головой. Я рада, что он здесь.
– Ты знал, чем все закончится, ты знал лучше, чем я, – говорю я, и слезы снова текут ручьем. Я вытираю их резко, сердито, досадуя на себя.
– Мы, родители, всегда принимаем в расчет худший сценарий. Мы должны быть готовы к любому развитию событий, но каждый раз надеемся, что ошибаемся.
Внезапный звук клаксона заставляет меня вздрогнуть. Кто-то сигналит долго и настойчиво.
– Бернард! – кричат. – Бернард!
Я вытираю глаза и поднимаю лицо. Привлекательная женщина средних лет, блондинка в чудаковатых квадратных очках, высовывает голову из окна своего автомобиля, перекрывая движение, и упорно сигналит, с суровым, но озабоченным взглядом. Должно быть, я выгляжу жутко, потому что она бросает на меня один взгляд и кричит:
– Я сейчас припаркуюсь! – И уезжает.
– Это Бонни, – говорит он.
Несмотря на все, я не могу сдержать улыбку. И начинаю хохотать как помешанная.
– А теперь-то что? – спрашивает он, вдруг смутившись.
– Вот, значит, как, – говорю я медленно.
– Прекрати, Аллегра.
– Теперь все ясно как день.
– Прекрати, – говорит он, тоже улыбаясь.
– Почтовые отделения, значит, – говорю я, пальцами показывая кавычки, подмигивая ему и толкая в бок. – Нужно спасти почтовые отделения.
Он невольно смеется на мои подшучивания.
– Сколько человек пришли на протест? – спрашиваю я.
– А!
– Ну давай, говори.
– Двое.
– Вы вообще протестовали? – спрашиваю я.
– Мы пообедали в «Стивенс грин».
Мы оба хохочем.
– Но насчет почтовых отделений мы настроены крайне серьезно.
– Я тебе верю.
– Нам нравится общаться, – говорит он наконец.
– Что ж, это хорошо, – говорю я, – рада за тебя.
– Ну да. – Он смотрит куда угодно, только не на меня, он смущен.
Я перестаю улыбаться, меня вдруг осенило.
– Пап, сегодня не было никакого протеста, да? – спрашиваю я.
– Я хотел быть рядом с тобой, – говорит он. – Бонни предложила подвезти.
Зачем мне еще четверо, когда у меня есть один такой.
Я оглядываюсь и мысленно прощаюсь с этим видом, с этим местом, которое приняло меня со всеми моими надеждами. Пора домой.
Глава тридцать первая
Я сижу с папой дома, в Валентии, пью его значительно усовершенствованное домашнее пиво. |