Я снова и снова обновляю электронную почту, нет ли писем из офиса министра Бразил. Ничего. Я проверяю отправленные письма: 24 июня, 20:00. Приглашенный спикер выступит в 20:30. Клуб Гэльской спортивной ассоциации Святого Сильвестра. Да, всю информацию я указала правильно.

Ко мне выходит Тристан, с бокалом вина. Женевьева стоит в дверях, смотрит на меня. Будто они объединились, чтобы присматривать за мной.

– Все в порядке?

– Да, да. – я чувствую, как струйка пота стекает по моей спине.

– Знаешь, Аллегра, мы тут поговорили, Женевьева и я. Мы готовы тебя поддержать.

– Я ценю это. Спасибо. – Снова проверяю почту.

– Если ты думаешь, что она не придет, – говорит он медленно, – по какой-либо причине, надо сказать об этом сейчас. Скажи Карменсите, пока еще не поздно. Чтобы она придумала, как выйти из положения.

Сердце колотится. Кажется, я никогда еще так сильно не нервничала. И никогда не была так растеряна.

– Но она должна прийти, – шепчу я. – Она обязана. От этого зависит вся моя жизнь.

– Я знаю. – Он берет меня за руку, чтобы утешить.

– Простите, – раздается громкий голос, Карменсита проталкивается мимо Женевьевы и в два шага оказывается рядом со мной. Она хватает меня за руку и тащит в сторону от пожарного выхода, чтобы никто нас не слышал.

– Эй, полегче, – говорит Женевьева, бросаясь на мою защиту и пытаясь разжать пальцы Карменситы.

– Где она?! – рявкает Карменсита, чуть ли не брызжа слюной мне в лицо. – Где мой особый гость?!

Я сглатываю. Смотрю на телефон и обновляю, обновляю, обновляю дрожащей рукой.

И вдруг все кончено.

– Она не придет, так ведь?! – орет Карменсита.

Тристан смотрит на меня с такой надеждой в глазах, что я ненавижу себя до смерти. Всему конец.

Я качаю головой и наконец говорю дрожащим голосом:

– Мне только что сообщили. Премьер-министр ушел в отставку и…

Она срывается. Толкает меня к стене, и острая боль пронзает мне спину. Тристан бросается вперед и пытается расцепить нас, но он не хочет применять силу к женщине. Я его понимаю.

– Обманула меня. Лгунья. Какое унижение. Столько журналистов. Весь поселок здесь. Лгунья. Я так и знала.

Дальше я не слышу. Я вижу ее губы. Пухлые блестящие губы. Щербинку в зубах. Ненависть в каждом слове. Ненависть в ее глазах. Крепкая рука на моем плече сжимает снова и снова. Наверняка утром будут синяки. Вторая рука на моих шрамах. Шрамах, которые связывают мои веснушки, которые связывают меня с папой, но ведь я бросила его ради нее, и этого оказалось мало. На глазах выступают слезы, а она все не унимается.

– Хватит, хватит, – говорит Тристан решительно. Он с Женевьевой оттаскивают ее от меня. – Вы покалечите ее.

– Покалечу ее?! Я бы вырвала ей все волосы, выколола глаза, – говорит она угрожающе, затем ворчит что-то по-испански. Ничего хорошего.

– Простите, Карменсита. Я пыталась. Я правда пыталась. Я хотела, чтобы вы гордились мной. Я хотела понравиться вам.

– И поэтому ты соврала? Как полоумная. И этим я должна, по-твоему, гордиться?

– Нет, – говорю я решительно. – Я никогда вам не врала. Позвольте объяснить. Пожалуйста.

Женевьева нервно кусает ногти. Я смотрю на Тристана, и он кивает мне в знак поддержки. Если уж снимать пластырь, так разом. Давай. Скажи ей. Я делаю глубокий вдох. Сейчас или никогда. А жить с никогда я не смогу.

– Карменсита, меня зовут Аллегра Берд. Я ваша дочь.

Она замирает.