— Я даже не знаю, это же ты специалист, а я только любитель-завистник. Смотри, — Лидия поднялась с пола, — она должна заканчиваться где-то вот тут, — наклонившись, она коснулась ребром ладони середины икры, — значит, ближе к миди. Да?

— Допустим, на твой рост мы отложим по краю восемьдесят сантиметров, — Любаша сделала отметку на миллиметровке, — или лучше всё-таки семьдесят пять? Ну-ка, дай я соображу. Семьдесят пя-я-ять… — приложив измерительную ленту к поясу Кропоткиной, Любаша отыскала нужную цифру на сантиметре. — Точненько, как в аптеке: семьдесят пять. Лидка, стой, не дёргайся, а то я сейчас намеряю, будешь знать!

— А чего ты взяла полоску? Юбка-колокол, по-моему, эффектнее в клетке. Представляешь: клеточка — наискось, ты идёшь, бёдрами крутишь… — Лидия кокетливо стрельнула глазами, — а юбка вокруг твоих ног спиралью так и ходит!

— Ты представляешь, сколько с клеткой возни? — сложив материал по долевой, Любаша стала прикалывать детали выкройки булавками. — С полоской, и то умотаешься, пока всё совместишь, а с клеткой и вовсе погибель.

— Хм! Знаешь, чего я вспомнила? Когда я училась не то в девятом, не то в десятом, сейчас уже точно не скажу, наша учительница труда велела нам купить шерстяные отрезы для юбок. Ну, все люди как люди, чего смогли раздобыть, с тем и пришли, а мне же всегда нужно было выпендриться, — усмехнулась Лидия, — вот я и упросила мать достать мне ткани в клеточку. Что бы-ыло! — Лидия закатила глаза и громко рассмеялась. — Ты же знаешь, мне прихватку сшить, и то труд, а тут юбка! Ну, сделала я выкройку с горем пополам; чтобы чего не вышло, Людмила Георгиевна её выверила — исчеркала всю обоину вдоль и поперёк красной ручкой, и я стала кроить.

— Надеюсь, ты её кроила под чьим-нибудь чутким руководством? — стараясь уместить детали в одну длину, Любаша передвинула часть выкройки поближе к краю.

— Как бы не так! — задорно проговорила Лидия. — Взяла я эту бумажную штукенцию, вырезала и, как смогла, приляпала на ткань, а того не рассчитала, что клетка-то у меня не сойдётся. Мне бы, дурёхе, подумать об этом раньше — куда там! Взяла я ножницы побольше, и — крык! — наглядно демонстрируя, как было дело, Лидия соединила указательный и средний пальцы на правой руке.

— И до чего ты докрыкалась — всё на выброс пошло? — сквозь смех поинтересовалась Любаша.

— Да кто ж мне позволит шерсть в помойку бросать? Нет, конечно, — Лидия опустилась на пол и уселась рядом с подругой. — Когда я сметала это творение великого мастера и появилась в нём вечером перед матерью, её чуть столбняк не хватил: шутка ли, столько деньжищ на ветер пустить! Взяла она мою юбочку, сняла всю намётку и раскроила заново. Только после перекроя вещичка стала до того коротенькой, что пришлось к ней фигурную оборку пришивать.

— Да… С тобой, Лидк, одни убытки, — задумчиво глядя на разложенную выкройку, протянула Любаша.

— Точно, никакой прибыли, — не задумываясь, согласилась Лидия.

— Мам, а какой краской лучше цифры нарисовать? Мишка говорит, что тысяча девятьсот лучше сделать синими, а семьдесят шесть — красными, чтоб каждый сразу видел, какой год наступает, — в проёме двери большой комнаты неожиданно появился Славик. — А я думаю, что на стенгазете цифры разными быть не должны. Год-то один!

— Чего ж у нас всё одним цветом будет? — из-за его спины выглянула вихрастая голова Миньки. — Новогодняя газета должна быть яркой, мы же это всей редколлегией обсуждали, а теперь Славка упёрся и ни в какую!

— А если сделать цифры зелёными, как еловые лапы? — Люба подняла на ребят вопросительный взгляд.