Понимая, что это фактически лишит его капитанской власти, Чип не смог сдержаться. Он закричал, что он все еще их командир.

– Мы будем поддерживать вас ценой наших жизней до тех пор, пока у вас есть командные полномочия, – сказал Балкли, а затем вышел вместе с Камминсом.

* * *

Казалось, все вокруг Джона Байрона собирали оружие. Поскольку капитан Чип отвечал за складскую палатку, у него был доступ к самому большому арсеналу, и он превратил свое жилище в оружейный бункер. Наряду с пистолетами он хранил пару сверкающих абордажных сабель. Лейтенант морской пехоты Гамильтон, вооруженный ножом, часто помогал ему нести вахту. Чип, понимая, что он все еще в опасном меньшинстве, послал казначея предложить ренегатам бренди в качестве стимула к заключению союза, но мародеры оставались вольной бандой.

Балкли узнал об этой попытке и осудил ее как «подкуп». Он тем временем занимался добычей с места крушения новых мушкетов, пистолетов и пуль, превращая свой дом в оружейный склад. По ночам Байрон мог видеть, как сообщники Балкли тайком выбираются на прочесывание обломков – еще можно было спасти бочонки с порохом и ржавые ружья. Продолжавший симпатизировать Чипу гардемарин Кэмпбелл отметил, что теперь Балкли и его люди «все смогут выказать открытое неповиновение своим офицерам».

Вражда между двумя фракциями обострилась настолько, что Балкли поклялся никогда больше не приближаться к Чипу, и, хотя лидеров партий разделяло несколько метров, они часто посылали друг другу эмиссаров, как дипломаты воюющих стран. Однажды Чип попросил лейтенанта Бейнса передать Балкли неожиданное предложение: почему бы в предстоящую субботу не использовать большие апартаменты Балкли как место богослужения, чтобы люди могли помолиться вместе? Это казалось предложением мира, проявлением уважения к набожности Балкли и напоминанием о том, что все они сотворены из одной глины. Но артиллерист учуял подвох и отверг предложение. «Мы считаем, что это предложение меньше всего связано с религией, – отметил в дневнике Балкли. – Нашу палатку превратят в молитвенный дом… а в разгар отправления нами религиозных обрядов смогут застигнуть нас врасплох и отнять оружие, чтобы расстроить наши планы».

Байрон видел, что две фракции плетут друг против друга заговоры и строят козни. Еще больше усиливая напряженность, многие сторонники Балкли начали проводить военные учения. Пембертон строил своих изможденных морских пехотинцев в боевой порядок, а оборванные моряки упражнялись в заряжании мушкетов и стрельбе по мишеням в тумане. По острову разнеслись раскаты залпов. Во время Войны за ухо Дженкинса Байрон не участвовал ни в одном сражении, и теперь он понял, что может стать свидетелем схватки своих товарищей по кораблю.

Двадцать пятого августа Байрон услышал ужасающий гром. Он был настолько силен, что у него затряслось тело, а все вокруг, казалось, летело в тартарары: стены хижин, ветки деревьев, сама земная твердь. Это было землетрясение – просто землетрясение.

Глава шестнадцатая

Мои мятежники

Двадцать седьмого августа, через два дня после того, что Джон Балкли описал как «сильные потрясения и дрожь земли», он тайно встретился со своими самыми доверенными лицами. Хотя с тех пор как Чипу передали петицию, прошло три недели, окончательного ответа капитан так и не дал. Балкли пришел к выводу, что Чип не собирался соглашаться с «бразильским планом» и никогда не отменит свои первоначальные приказы.

На встрече Балкли затронул запретную тему: мятеж. Полномасштабный мятеж не походил на другие восстания. Он происходил внутри тех самых военных сил, которые государство создало для наведения порядка, а потому представлял огромную угрозу для правящих элит и жестоко подавлялся. Именно поэтому мятежи пленяли воображение общества.