Они согласились, что этот план – наилучший шанс выжить. Балкли поделился своими соображениями с другими людьми, которые столкнулись с принципиальным выбором. Они устали от войны, сеющей смерти и разруху, и страстно желали вернуться домой, но повернуть назад означало отказаться от своей миссии и, возможно, от остальной эскадры. Вдобавок в этот самый момент капитан Чип заявил, что он ждет от своих людей, что они исполнят свой долг – отыщут коммодора и никогда не отступят.
Байрон наблюдал, как поселение, ненадолго сплоченное строительством ковчега, разделилось на две соперничающие группировки. С одной стороны – Чип и его небольшая, но преданная ему когорта. С другой – Балкли и его «народ». До сей поры Байрону удавалось сохранять нейтралитет, но теперь это стало немыслимым. Хотя предметом спора был простой вопрос, каким путем идти, но ответ на него затрагивал природу командирских качеств, лояльности, предательства, мужества и патриотизма. Аристократ Байрон, стремившийся сделать в военно-морском флоте карьеру и в один прекрасный день стать капитаном собственного корабля, мучился, разрываемый противоречиями. Он был вынужден выбирать между своим командиром и харизматичным артиллеристом. Зная, насколько высоки ставки, Байрон писал с некой оглядкой. Однако ясно, что чувство долга связывало его с Чипом, а Балкли, как будто наслаждавшегося новообретенным статусом, он рассматривал как человека, подрывающего авторитет капитана и подпитывающего его глубоко укоренившуюся неуверенность в себе и паранойю. Более того, составленный Чипом план апеллировал к имперскому героизму и самопожертвованию – тому поэтизированному мифу о морской жизни, который воспевали обожаемые Байроном романы.
С другой стороны, Балкли казался гораздо более уравновешенным и лучше подходил на роль командира в этих кошмарных обстоятельствах. Неуступчивый, изобретательный и хитрый, он стал неофициальным лидером благодаря личным качества. Чип, напротив, опирался лишь на закон. Субординация – вот что важнее всего. В своем отчаянном стремлении сохранить власть капитан стал еще фанатичнее. Как заметил Балкли, «потеря корабля была для него потерей себя, он знал, как управлять, пока был командиром на борту, но, когда начались путаница и беспорядок, свое командование на берегу он решил утвердить отвагой и пресечь малейшее оскорбление собственной власти».
В августе Байрон узнал, что Балкли собирает людей, чтобы обсудить дальнейшие шаги. Как быть? Прийти или сохранить верность своему командиру?
* * *
На следующий день к Чипу пришла процессия во главе с Балкли. Артиллерист остановился и вытащил лист бумаги. Он сказал, что это петиция, и принялся читать ее вслух, как будто находился в зале парламента: «Мы, нижеподписавшиеся, по зрелом размышлении… пришли к выводу, что лучшим, самым надежным и наиболее безопасным способом сохранения жизни людей в сложившемся опасном положении будет прохождение через Магелланов пролив в Англию. Дата и подписи поставлены на пустынном острове в Патагонии».
Несмотря на тщательно подобранные формулировки, намерения были очевидны. Накануне Балкли пригласил на встречу тех, кто хотел подписать петицию. И команда, его, Чипа, команда, один за другим поставила подписи!.. Чип узрел росчерки командира морской пехоты Пембертона, и продолжавшего заботиться о своем маленьком сыне штурмана Кларка, и все еще цеплявшегося за жизнь старого кока Маклина, и матроса Джона Дака. Подписал даже верный цепной пес Чипа гардемарин Кэмпбелл. Поставил свою фамилию и Байрон.
Теперь Балкли протянул эту грязную писульку Чипу. Петицию поддержало так много людей Чипа, что было трудно найти «первопредателя». Некого было наказывать. Ну или наказывать пришлось бы слишком многих.
Чип мог по пальцам одной руки пересчитать своих людей, не выказавших ему открытого неповиновения: казначей Харви, хирург Эллиот, лейтенант морской пехоты Гамильтон и стюард Питер Пластоу. |