Всего и осталось прежнего в великом ученом, что одни глаза. И взгляд насмешливый и гордый, как у абсолютно свободного человека. Этим взглядом Чумной Вилли словно пригвоздил герцога к стене, и тот, вопреки всем установленным регламентам, первым поздоровался с заключенным.

    -  Здравствуй, Уильям, - только и сказал он.

    -  Приветствую вас, Главный Советник! - с насмешливым полупоклоном ответил Уильям. - Я ожидал увидеть в сей юдоли печали кого угодно, только не вас. Что, королева решила-таки меня казнить? Прелестное она создание! Милосердное, доброе и благоразумное до чрезвычайности! Я отправлюсь на плаху, сочиняя элегический экспромт в ее честь! Что-нибудь в духе: «О опаляющая страсть, сколь ты сладка! Сгорев в тебе, я превратился в облака…» А?! Только вот незадача: сам-то я, своими ногами, к месту казни не доберусь. Придется на руках меня нести.

    -  Не городи чепухи, - тихо произнес герцог и подошел к Уильяму вплотную. Его сразу замутило - запах от давно немытого тела и колодой лежащих ног был чудовищен. Но Главный Советник пересилил себя. - Что у тебя с ногами?

    -  Гнилостная водянка, созерен, если вам о чем-то говорит наименование сей плебейской болезни.

    -  Значит, мои люди понесут тебя отсюда на руках.

    В глазах неунывающего Гогейтиса мелькнуло некое подобие страха:

    -  Все-таки казнь… Так стоит ли трудиться! Уж лучше здесь… Не сходя с этого места. И на погребение расходов не понадобится.

    -  Дело не в казни. Я все объясню тебе позднее. Лучше будет, если ты помолчишь до тех пор, пока… Пока поймешь, что говорить уже можно.

    Кевин и Костнер, содрогаясь от брезгливости, подхватили Уильяма на сцепленные руки. Ноги у того неловко скребнули по полу, и ученый застонал.

    -  Аккуратнее с ним, - приказал герцог, заметив, как по немытому лицу Чумного Вилли от боли градом покатился пот.

    Обратно из казематного лабиринта они шли быстрее: впереди девочка и герцог, сзади, распространяя тяжелый запах нечистой плоти, рыцари с ученым на руках.

    У врат герцог задержался на миг, дал девочке несколько монеток, а ее отцу сказал:

    -  Этого заключенного мы забираем по особому распоряжению столицы. Но будет лучше, если ты на вопросы о нем (а вдруг найдутся те, кто станет тебя расспрашивать про то, куда делся Чумной Вилли) станешь говорить, что он умер. От гнилостной водянки.

    -  Понял, понял вас, мой господин! - Гноттиб непрерывно кланялся.

    -  И лучше тебе и твоей дочурке забыть, что мы здесь были.

    -  Мы уже ничего не помним, господин! - заверил страж.

    -  Вот и отлично.

    Они вышли из Низины Плача и направились прямиком к ожидающему их дракону. Уильям, узрев чудовище, простонал: «Я сошел с ума!» - и потерял сознание.

    -  Он обеспамятел, созерен, - беспокойно констатировал Кевин, рассматривая вызволенного страдальца с неподдельным ужасом.

    -  Это даже хорошо. Положите его меж крыльев и поддерживайте, чтоб не упал. Главное - довезти его до кареты, а уж там его сознание - моя забота.

    Дракон снова выполнил свою миссию и теперь находился возле кареты, приняв выжидательную позу и преданно глядя на герцога. А у того внезапно заболела голова.

    «Что я делаю? Какие все же неловкие эти парни, Кевин с Костнером: сунули Уильяма в карету, как куль с мукой.