– Ты счастлив? – спросила она. Он прижался к ней лицом.

– Бог знает, за что ты так меня любишь! – вдруг сказал он.

Это были самые искренние и нежные слова любви, какие он когда-либо произносил. Он вытянул ногу.

– Я переменю эти отвратительные туфли и больше никогда их не надену.

ГЛАВА XXIX

Лодка ожидала их у пристани, представлявшей из себя небольшой деревянный плот, довольно далеко выступавший в море. Небольшие пароходы могли причаливать к нему. Ирэн была в одном из своих новых вечерних туалетов, от которого Жан был в восторге. Он обязательно захотел помочь ей одеться, благодаря чему на это ушло втрое больше времени.

Ирэн знала, что Эльга наденет лучшее свое платье, чтобы показаться Жану интересной. Так, конечно, и случилось. Она была очень густо напудрена и, как полагается, с накрашенными губами. Ирэн вспоминала время, когда ее подруга была застенчивой, милой маленькой девочкой; отец ее был немец, а мать француженка, и жизнь в родном доме была невеселая. В те времена Эльга была проста и прелестна. Как она с тех пор изменилась! Ее платье поражало своим декольте. На ногах были парчовые туфли с высокими каблуками, украшенные бриллиантами, и чулки такие тонкие, словно их совсем не было.

Поль вышел к ним с моноклем в глазу. Ирэн очень хотелось знать, какого он мнения о своей жене. Она знала его своенравным и капризным мальчиком, но не предполагала, что ему может понравиться женщина такого типа. Она вспомнила одно замечание Ванды по поводу брака: «Люди часто говорят, что мужья более верны своим любовницам, чем женам, но в наши дни измену стало труднее оправдывать, потому что между женами и любовницами, по-моему, совсем мало разницы».

Ирэн казалось, что это замечание подходит к Эльге.

Обед был прекрасный, вина замечательные. Гаммерштейн хорошо умел направлять разговор. За фруктами он заговорил с Ирэн о новой пьесе Гауптмана.

– Для нас это слишком умный разговор, – сказала Эльга, – мы лучше займемся с мсье Жаном хиромантией.

Слушая разбор пьесы, Ирэн все время видела розовую ладонь Эльги, на которой Жан чертил какие-то линии своим тонким указательным пальцем.

При первой возможности она предложила выйти на палубу. Эльга поднялась вместе с ней наверх. Словно огромный пурпурный цветок, небо распростерлось над неподвижной гладью моря. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Огромная золотая луна напоминала фантастическое огненное озеро. Эльга смотрела на берег.

– Я бы хотела, чтобы такая ночь была во время моего медового месяца, – проговорила она. – Но твой гений с пламенным сердцем, наверное, к этому равнодушен?

«Какое глупое созданье», – подумала про себя Ирэн. Ей хотелось крикнуть: «Молчи, не посягай на счастье нашей жизни!», но это было бы слишком грубо, и ее обычная сдержанность восторжествовала и на этот раз.

Эльга посмотрела на нее и засмеялась.

– Близко подходить не разрешается! Хорошо, моя дорогая. Ты знаешь, твой муж очарователен, он мне сказал сегодня, что в присутствии хорошеньких женщин он всегда лучше играет. Очень остроумно, не правда ли?

В это время на палубу вошли Поль и Жан.

– А теперь мы ждем! – воскликнула Эльга. Она подошла к Жану и дотронулась своей рукой до его рукава.

– Ведь вы захватили с собой скрипку, правда?

– Да, она в гостиной. Я сейчас схожу за ней.

– Я пойду с вами.

Ирэн показалось, что на лице Поля промелькнуло выражение неудовольствия; затем, словно почувствовав ее взгляд, он повернулся к ней. Лицо его было любезно и невозмутимо.

– Моя жена неравнодушна к музыке, – сказал он.