– Она сама играет довольно много. Пианино перенесли сюда, чтобы она могла аккомпанировать мсье Жану.
Он подошел к лестнице и позвал:
– Эльга!
– Мы идем, – раздалось снизу.
Он стоял и ждал. Кончик зажженной сигары мрачно светился в темноте.
Ирэн не могла оставаться спокойной. Состояние Поля передавалось ей. Наконец, раздались легкие шаги Эльги по лестнице. За ней шел Жан со скрипкой. При свете электрических лампочек, к которым они теперь приближались, он казался возбужденным. Лицо Эльги было бледно. Пудра и накрашенные губы подчеркивали его бледность.
– Что бы вам сыграть? – спросил Жан.
Он взял в руки скрипку и приготовился. Лицо его сразу стало более одухотворенным.
– Хотите это? – спросила Эльга.
Ирэн увидела, как Жан посмотрел на нее, слегка наклонив голову.
– Что ты выбрала? – спросила она.
– Подожди, и если тебе посчастливится, то узнаешь, – ответила Эльга.
Жан провел смычком по струнам. Прозвучали первые ноты «Экстаза» Томэ.
Довольно звучная мелодия, не отличающаяся силой и не захватывающая душу, была полна очарования в исполнении Жана.
Звуки лились. Их фантастическая сила все разрасталась и приковывала внимание слушателей. Когда мелодия замерла, Ирэн почувствовала гнев на Жана за то, что он сыграл именно эту вещь. Эльга молча замерла у рояля, не спуская глаз с Жана.
– Божественно, божественно! – шепотом вырвалось у нее.
Жан засмеялся странным, сдавленным смехом.
– Это заслуга вашего аккомпанемента, – быстро сказал он. – Вы все время руководили мной, заставляя проникнуть в самую сущность этой вещи.
Он прислонился к роялю.
– Да, вы изумительно играете, – проговорил он полушепотом.
– Кто аккомпанирует вам дома? – спросила Эльга.
– Скарлоссу, а затем у меня есть один молодой венгерец, которого Эбенштейн привез с собой. Он безобразен, как черт, но туше у него ангельское.
– Сыграем теперь Крейцерову сонату?
– Ирэн ее не выносит.
– Ирэн, – позвала Эльга, – нельзя ли снять запрет на сегодня и разрешить гению сыграть эту сонату?
Голос ее был очень нежен, с шутливыми дразнящими нотками.
Ирэн встала и подошла к роялю.
– Разве я запрещаю? Конечно, пусть играет, что хочет.
Она приблизилась к нему в полумраке. Он почувствовал ее руку в своей руке. Ее холодные пальцы коснулись его ладони. Звук ее голоса заставил его встрепенуться.
Он мягко освободил свою руку и проговорил:
– Я больше не могу играть. – В его голосе слышалось раздражение. – Я устал. Извините меня.
Эльга с шумом опустила крышку пианино.
– Мы и так весьма признательны за вашу любезность, – сказала она капризным тоном.
– Уже поздно, нам пора домой. Спокойной ночи, Эльга, или, вернее, прощай. Большое спасибо за милый вечер.
Яркий свет залил палубу. Эльга казалась дразнящей, вызывающей фигурой на фоне белой стены.
– Нет, не прощай, – сказала она. – Мы ведь еще не знаем, когда уедем отсюда, не правда ли, Поль?
– Завтра, – коротко сказал Поль.
– Мой муж и повелитель ответил, раба должна взять свои слова назад и послушно повторить: «завтра».
Она перегнулась через борт и смотрела, как они садятся в лодку.
– Мы не уедем завтра, – шепнула она Жану. Гаммерштейн, схватив ее за руку, силой ее оттащил.
– Слушай, ты ведешь себя непозволительно! Оставь в покое этого молокососа! Мне кажется, что Ирэн придется с ним немало помучиться. |