Вверху, над головой Фионы, сновали рыбы, и вдруг темная тень загородила пробивающееся солнце, вдруг показалась женская фигура. Безжизненное тело проплыло, шевеля рыжими прядями волос, и исчезло в пустоте. Фиона узнала в утопленнице Бретту.

Фиона – та, что оставалась на земле, вскрикнула и упала рядом с раскрытым сундуком. В таком положении ее и нашел вошедший в комнату Торн. Лицо Фионы было белым как мел, белее кружев, разбросанных по комнате.

– Фиона, что с тобой? Ты заболела? – бросился к ней Торн.

Фиона с трудом приподняла голову:

– Ничего. Все в порядке.

– Тебе было видение, – уверенно сказал Торн. – Не хочешь рассказать мне о том, что ты увидела?

– Ах, Торн. – Он раскрыл свои объятия, и Фиона стремительно скользнула в них. – Мне действительно было видение. Бретта. Она умерла.

– Да, ты права, любимая, – подтвердил Торн. – Драккар Бретты – пустой и разбитый – только что выбросило на берег. Буря погубила Бретту и ее людей. Все они погибли, все. Так ты это видела?

– Я видела только Бретту. Тело ее опускалось сквозь толщу воды на морское дно.

Торн поцеловал Фиону в слегка дрожащие губы.

– На все господня воля, любимая моя.

Да, он сказал именно так, хотя перед его глазами по прежнему стояла – и всегда будет стоять! – его жена, его Фиона, с воздетыми к небу руками, посылающая проклятие свое смертельной сопернице, женщине, которая только что едва не убила ее.

Впрочем, господня ли воля, колдовское ли проклятие – какая разница? Бретта совершила подлость и понесла за нее достойное наказание. Нет, он никогда не скажет Фионе о том, что тогда видел. Сама она ничего не помнит, и пусть так и остается.

И вдруг до сознания Фионы дошло, что на самом деле сказал Торн. Она возбужденно спросила:

– Ты имел в виду Одина? Или Тора? На самом деле то была воля моего бога, Христа.

– Да, я знаю. Именно это я и имел в виду. Видишь ли, когда я потерял последнюю надежду найти тебя в ледяной воде фьорда, я стал молить моих богов помочь мне. Они не откликнулись. Тогда я в отчаянии обратился к Христу и поклялся, что приму его веру, если только он поможет мне спасти тебя. И в ту же секунду ты буквально вплыла в мои руки.

Фиона смотрела на него, не веря собственным ушам. – Ты уверен в том, что действительно хочешь принять христианскую веру?

– Да. Я всегда держу свое слово. Теперь я начинаю думать, что мое обращение тоже заключалось в предсказании Бренна. А, с другой стороны, чем, как не господней волей, можно объяснить хотя бы то, что я, вместо того чтобы просто уложить в свою постель свою же рабыню, перед этим женился на ней, да еще по религиозному ее обряду. И разве мне удалось бы тогда так быстро найти христианского священника, если бы господу не было угодно сделать меня христианином? А разве без воли божьей я решился бы когда нибудь бросить родные места и навсегда уехать на остров Мэн? Фиона просияла и обняла Торна за шею.

– Я люблю тебя, мой викинг. Мы будем счастливы на Мэне. Это обещал Бренн, а его пророчества, как видишь, всегда сбываются.

– И я люблю тебя, колдунья, – пылко ответил Торн. – И любил тебя всегда – с той самой первой минуты, когда увидел. Увидел, был очарован тобой и понял, что никогда и никому не уступлю тебя. Ты будешь рядом со мной, и только смерть разлучит нас.

Фиона ахнула от неожиданности, когда Торн резко подхватил ее на руки и понес в спальню. Распахнул дверь ударом сапога, прошел внутрь и положил Фиону на постель. Дверь за его спиной медленно закрылась. Торн, не отрывая восторженного взгляда от Фионы, стал раздевать ее.

– Но ведь день на дворе, – покраснела Фиона. – Что о нас подумают?

– Подумают, что я так захотел свою жену, что не смог дождаться ночи, и правильно подумают.