Ее угнетала необходимость появляться в обществе, так как это отвлекало от ребенка. Она чувствовала, что никогда не привыкнет к чуду материнства. Каждую секунду, которую она могла выкроить из выполнения своих обязанностей, Аделаида проводила с дочкой. Королева Шарлотта приказала изготовить восковое изображение своего любимого сына Георга, ставшего теперь королем, и держала его на своем туалетном столике, чтобы видеть ежедневно. Сейчас Аделаида приказала скульптору изготовить откинувшуюся назад фигуру маленькой принцессы Елизаветы.

– Я хочу, чтобы она всегда оставалась со мной такой, какая она сейчас, – сказала Аделаида Уильяму.

Уильям был готов ублажить ее и пригласил скульптора Скаулара выполнить эту работу. Скульптура должна изображать ребенка, лежащего на диване с головкой на подушке с кисточками, и когда Скаулар начал работать, Аделаида время от времени заходила в его студию, чтобы посмотреть, как продвигается дело.

Погода в январе и феврале года коронации стояла теплая, но в марте вдруг похолодало, и, к ужасу Аделаиды, принцесса Елизавета простудилась. Придя однажды в детскую, она обнаружила у ребенка жар и в панике сразу же вызвала королевского врача сэра Эндрю Холлидея.

Сначала тот сказал, что ребенок просто простыл, болезнь, как он ожидает, пройдет через день-два, но через несколько часов он встревожился и послал за сэром Уильямом Найтоном и сэром Генри Хэлфордом.

Аделаида пришла в ужас. Как это могло произойти так внезапно? Примерно день назад ребенок чувствовал себя хорошо. Она послала записку Уильяму, который был с королем, попросив его немедленно приехать.

Когда Уильям узнал, что ребенок заболел, он сразу же вернулся домой. Аделаида встретила его у двери, и когда он увидел, как она побледнела и как дрожит, попытался успокоить ее.

– У детей бывают такие болезни, – утешал муж. – Что делать, всегда тревожишься, когда они маленькие. Я знаю… у меня их десять.

Но речь шла не о десяти физически здоровых Фицкларенсах. Речь шла о ее драгоценной слабенькой Елизавете.

Он вошел вместе с ней в детскую, где его приветствовал настроенный мрачно сэр Генри Хэлфорд.

– Я должен сказать Вашим Высочествам, что у принцессы начались конвульсии, и мои коллеги считают, что она очень серьезно больна.

Уильям промолчал. Он повернулся к Аделаиде, которая выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок.

– Я отведу герцогиню в ее комнату, – сказал герцог. Она не сопротивлялась.

Аделаида легла и стала молиться про себя. Этого не может быть. Не может быть, чтобы она лишилась того громадного счастья, которое едва успела познать.

«Все, что угодно. Пусть все, что угодно, случится со мной, но пусть моя девочка опять будет здорова», – молила Аделаида.

Вновь и вновь повторяла она имя дочери, и ее собственный голос звучал у нее в ушах как погребальный звон, и страх не уходил из ее сердца.

Она должна знать, что происходит. Почему она лежит, когда ее ребенок, возможно, нуждается в ней?

Герцогиня встала с постели и пошла в детскую.

Уильям был там – не похожий на себя. На лице застыла боль.

Лишь глянув на него, герцогиня все поняла.

– Нет… – начала она, но больше ничего сказать не смогла.

Уильям медленно склонил голову.

– О Боже, – прошептала Аделаида. – Как это может быть!

Она увидела дочь в колыбели… белую и неподвижную.

– Нет, – прошептала несчастная мать. Уильям схватил ее в свои объятия.

– Помогите перенести герцогиню в постель, – сказал он.

Неужели возможно такое горе? Она не могла в это поверить. Даже не хотела знать, что происходит вокруг, потому что все затмевал один трагический факт.