– …так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость! Права Бензопила – ты ходячий цитатник!.. И не ты один читал Сервантеса! И Куприна, к слову, тоже. Чем сегодня будем заниматься?

– Чем ты только захочешь! Можем весь день в номере проваляться. И даже завтрак сюда заказать.

– Не-е-ет! – Алёна вскочила и заходила взад-вперёд по террасе. – Сегодня я хочу сидеть во всех подряд ресторанчиках, бродить по этой крошечной набережной, сидеть на скамейках, кормить бездомных псов докторской колбасой до отвала, влезть на Генуэзскую крепость и, возможно, поехать в Севастополь или даже Ялту!

– Давай Севастополь и тем более «даже Ялту» отложим на завтра. Сидеть во всех подряд ресторанчиках и бродить по крошечной набережной, а также скамейки, докторская колбаса и крепость – на сегодня этого более чем достаточно, учитывая, что ты так же легко впадаешь в безвременное созерцание, как и в восторженную эйфорию. Мы здесь пробудем долго. Всё успеем. И, к слову, до семи утра ещё есть время на то, чтобы мы успели хотя бы кое-что. Потому что ровно в семь утра раздастся звонок кухарки Фёдоровны. А если я не отвечу, она припрётся лично и будет колошматить в двери, пока я не открою. И лучше ни мне, ни тебе с ней не спорить. На первый раз. Постарайся её обаять – и ты поймёшь, что твои вкусовые рецепторы сорок лет не жили, а прозябали!

Придя к выводу, что в этом гостевом доме действительно всё чудесно до умопомрачения (а может, сказались перемена обстановки, свидание с давным-давно не виденной Балаклавой, весьма эйфоричное метание по кабачкам, которые она помнила совсем другими, и благостное зависание над морем среди камней генуэзской крепости), Алёна Дмитриевна пришла в прекрасное расположение духа, любила всё человечество и всё человеческое. И даже не без энтузиазма ковыряла вилкой то в одной, то в другой тарелке. Было около полуночи, и в ресторане гостиницы почти никого не было.

– А-а-а! Это вы – любимчик нашей Марго-Риты? – чуть смягчился взгляд перекрашенной морщинистой дамы и даже стал, ёлки-палки, кокетливым! – Вы же всегда вроде как в гордом одиночестве являлись и зимой? А теперь по вашей милости я вынуждена довольствоваться коттеджем с камином. И этот проклятый бамбук всю ночь спать не даёт! Сегодня был кошмарный ураганный ветер!

– Всего лишь лёгкий бриз, – томно прошептала Алёна Дмитриевна, опасаясь икнуть. – Ик! Простите… Кстати, Светлана Павловна, – продолжила она измождённо-трагически (и, признаться честно, нарочито-театрально), – если вы жаждете мидий с помидорами – они ваши! Я только чуть пригубила. Фёдоровна мне уже пятую порцию делает. Я их так вожделела, но больше уже не могу… У нас, женщин, всегда так, не правда ли, Светлана Павловна? Всегда жаждем большего, не задумываясь над тем, по сивке ли бурка?

– Всем спасибо и спокойной ночи! – с этими словами Всеволод Алексеевич подскочил со стула и, схватив свою драгоценную подругу за руку, выволок её в ночной дворик-сад и там уже от души расхохотался.

– У каких тварей, Екатерина Фёдоровна? – удивилась Алёна.

– Да у сестрицы Маргаритиной. У сына и невестушки. Мужу казашкиному всё по барабану. А брат – так, ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Но все от её пирога кусок оттяпать хотят. Да пожирней!

Но особо отдохнуть от хождений по Севастополю не удалось.