|
Я старая бездомная сука, отлично знающая цену опасности поддаться иллюзии чувства. Я боюсь допустить щенячью ошибку и пойти не за тем. Больше мне из живодёрни под названием «любовь» не вырваться. У меня на подкорке татуировка двадцатилетней давности. Ты появился – и она сошла. Но я боюсь. И я не знаю, какой страх я сейчас испытываю – реальный или фантомный. И как отличить. Скажи мне, Северный, просто скажи: ты тот?
– Да. Я тот, – уверенно сказал Северный. – Северный, я люблю тебя! И за то, что ты самоуверенный нахал тоже! – Алёна рассмеялась и обняла его за шею.
Через четыре часа сводный отчёт был готов. Леся позвонила одной из нянек попросила её прийти на ночь. Нянька охотно согласилась: по ночам действовал двойной тариф. После прихода няньки Леська надела плащ и вышла в ночь. Накрапывал мелкий дождичек. Потому слёз, катящихся по лицу, не было видно. Их и так бы никто не видел: ночь. Километров через пять стало холодно. Леська зашла в один из круглосуточных кабачков и заказала кофе. Нормальный кофе, не портящий желудок. Нормальный кофе, который кто-то сварит для неё. Пусть и за деньги. Это по крайней мере честно. Ожидая свою честно заработанную чашку кофе, Леся зашла в личную почту. И механически открыла письмо от Соловецкой. Читать о чужом счастье не хотелось. Во всяком случае, сейчас, когда она с ужасом осознала, что с самого начала их отношений с Сеней всё взвалила на себя. Взвалила. И с честью несла. А устал – он. Леся небрежно пробежала письмо от подруги.
P.S. Дарий, Даша и Жорыч не помешают. Есть куда пристроить. Доверься мне.
– Есть. – Бутылку.
– Нет!
Леся махнула наполненную официантом рюмку. Да уж! Жуткая гадость эта чёрная водка! Это Леська ещё тогда, сто лет назад, запомнила. Тем, кто её не знает долго и близко – а Алёна далеко не всем позволяет знать себя долго и близко, – Соловецкая может показаться жуткой заносчивой дрянью. На самом деле это не так. И если Алёна говорит: «Доверься мне», – то надо довериться. Вернувшись с едва початой бутылкой домой, Леся купила билеты, договорилась с нянькой. И опрокинув в себя почти полный двухсотграммовый стакан, Олеся Александровна уснула. Спала она тревожно. Ей снилось, что она та самая черепаха, на которой покоятся три слона, на которых, в свою очередь, лежит земля. И черепаха устала. Её растоптали слоны. И не поняли те, кто бегают по поверхности земли. Черепаха устала не потому, что устала, а потому, что её обидели. Обидели тем, что никому до неё не было никакого дела. Во сне черепаха плакала и падала в бесконечную пропасть, пытаясь сбросить со своей спины безумно любимых и безумно же ненавидимых ею слонов, землю и людей. Леська проснулась с мокрым лицом. На полу. Страшный психодел чудится тем, кто не пьёт в принципе, под принятую на пустой желудок пульс-дозу С<sub>2</sub>H<sub>5</sub>ОН. Дарий, Даша и Жорыч страшно обрадовались. Дети всегда радуются, отправляясь в путешествие. А внезапное путешествие – это двойная радость! Неожиданный, необыкновенных размеров бонус, выражаясь бизнес-сленгом.
– Где этот папа? – эйфорично завизжал Жорыч. – Мамочка, где папочка? – тихо и нежно спросила Даша.
– А и ладно! – моментально утратив любопытство, проорал Дарий. – Где мой ранец?! – Да и вот именно, всё равно с ним скучно! – зивизжал Жорыч, упихивая в икеевскую торбу все срочно необходимые ему с собой вещи. |
