Изменить размер шрифта - +
Я всё знаю про купить билет и назло кондуктору пойти пешком.

 

 

– Нет, нет, не хочу! Анна Сергеевна – невыносимо пошлый персонаж. И она неразрывно связана для меня с этой гостиницей!

– Если бы меньше читали, мы были бы глупее.

– Но, возможно, жизнь наша была бы ярче?

– Нет. Я, как и ты, всегда считал «Даму с собачкой» невыносимой пошлостью.

– А Чехова – помоечным котом душ человеческих?

– Да, как и любого писателя.

– Просто есть более талантливые помоечные коты. И от этого больнее.

– Не примеривай на себя всякую чушь.

– Забавно. Я ожидала скандала. Ревности. Возможно даже, мордобоя.

– Мечта любой девочки: последующий бьёт морду предыдущему.

– Глупо, да?

– Скорее смешно. Представь себе: два весьма себе презентабельных дяденьки замшелых годов вдруг лупят друг друга по лицам на белоснежной веранде «Ореанды». И за что? Я, напротив, благодарен господину Тихонову.

– За что?

– За то, что он упустил свой шанс. Всё, хватит. Идём прогуляемся.

– Я хочу в Балакалаву. Мне нравится мансарда нашего гостевого дома. И наша хозяйка мне нравится. И твоё… твоё небезразличие к её судьбе. Ты хороший человек, Северный.

– А тебя мотает от края до края. То ты сердишься на меня за небезразличие, то… то сама вмешиваешься в судьбу нашего Сени Соколова.

– Там, где есть слово наше, надо вмешиваться до последнего!.. Кстати, мы… приняли приглашение Тихонова на ужин?

– Тебе же интересно – так почему бы и нет.

– А ты?

– Что – я?

– Тебе же неприятно! Наверное…

– Не настолько, чтобы самцовость затмила пытливый ум исследователя.

– Всё смеёшься, Северный?

– Ну, не Сева – и уже хорошо.

– Нет, ты всё-таки смеёшься!

 

Весь день они с Алёной провели в Ялте. Была и канатная дорога, и посиделки на морвокзальчике, и пешим ходом – по извитым улочкам, и кабачок с шахматными досками, и всё то, что было прежде поодиночке, но вдвоём обретало новый смысл. Незачем таскать за собой багаж из прошлого – всё его содержимое как минимум вышло из моды. Другое дело – солнце, море, горы…

 

 

 

Было уже два часа ночи, когда Всеволод Алексеевич позвонил в квартиру Маргариты Павловны.

 

– Я не сплю, Всеволод Алексеевич. Бессонница. К тому же завтра Васины похороны. Заходите. Тем более что я тоже хотела с вами поговорить…

 

Полковник Шекерханов пил то с теми, то с этими – за упокой души покойного, но не пьянел и только всё больше хмурился.

 

 

 

– Но я не могу представить себе, чтобы Маргарита Павловна из ревности всадила нож в своего мужа.

– Тем более что она давно знала.

– Да?

– Да.

– И тебе она тоже сама сказала?

– Да.

– Эх, Северный, тебе бы по следственной части пойти – цены б не было. Так и тянет баб тебе душу излить.

– Если бы я был следователем, они бы мне душу не изливали, Саш… – Всеволод Алексеевич мягко улыбнулся.

– Изливали бы, изливали. Красивый, элегантный, как рояль. Голос у тебя проникновенный. Взгляд пронзительный. Бабы таких любят. Доверяют…

– Кого только бабы не любят – голос, взгляд… – Северный чуть поморщился, как будто преодолевая лёгкую болезненность.

Быстрый переход